– Можно мне, сэр?

– Если хочешь, Драко, – чуть неуверенно ответил Люпин.

Малфой с усмешкой подошел к учительскому столу и остановился в нескольких шагах от него. Усмешка пропала, он медленно закрыл глаза и неторопливо пошел к прибору, пока не приблизился на расстояние вытянутой руки. Детектор молчал. Все остолбенели.

Малфой приоткрыл глаза, все так же медленно. Лицо слизеринца оставалось на диво безмятежным.

– Вот вам еще одно ограничение, сэр, – сказал он негромко. – Детектором можно управлять, если знать, как это делается.

Неожиданно его лицо приобрело насмешливо-злое выражение. Из детектора послышалась тягучая, скачущая мелодия. Малфой снова отступил на шаг. Мелодия стала тише и при следующем движении блондина совсем смолкла.

«Окклюменция, – подумал Гарри. – Больше ничего не может вызвать подобный эффект».

– Дай-ка я попробую! – возбужденно воскликнул он.

– Чтобы пробовать, Поттер, надо знать, как, – насмешливо протянул Малфой, но Гарри, не дожидаясь разрешения, уже выступил вперед. Из детектора снова раздался громкий басовитый рев. Гарри старательно очистил сознание, изгнав все эмоции, а с ними и связь с Волдемортом. Звук стал выше и тише – теперь он был лишь ненамного громче того сигнала, который детектор издавал в присутствии Ремуса. Гарри поднял голову и взглянул поверх прибора в непривычно широко раскрытые серые глаза.

– Я неплохо умею импровизировать, – заметил он.

Драко усмехнулся и тоже шагнул вперед. Тягучая мелодия зазвучала снова. Гарри откинул голову назад и слегка ослабил контроль, завершая вызванную Драко трель громким крещендо, потом с улыбкой взглянул на одноклассника, на лице которого теперь было написано наслаждение собственной силой.

Гарри попытался оставить эмоции, но сосредоточился на счастливых, добрых, полных любви чувствах – вроде того, которое он испытал на четвертом курсе, когда Рон помирился с ним во время Тремудрого Турнира. Громкость звука от этого не уменьшилась, но тональность изменилась. Лицо Драко внезапно стало умиротворенным, будто он тоже испытывал нечто похожее. Теперь мелодия приобрела басовый оттенок, а громкость увеличилась. Гарри постарался тоже изменить тональность, чтобы его музыка была бы созвучной музыке Драко.

Игра была утомительной, но потрясающе интересной. Гарри продолжал до тех пор, пока глаза не защипало, – видимо, от пота, стекающего со лба. Взглянув на своего визави, Гарри заметил лихорадочный румянец на обычно бледных щеках слизеринца. Отступив назад, он тихо пробормотал: – Драко?

Гарри вдруг осознал, что они все еще в классе. Драко отшатнулся, и музыка смолкла. Покраснев, Гарри перевел взгляд на явно перепуганного Ремуса и тихо сказал: – Извините, сэр. Можно сесть? – его голос дрожал от усталости.

– Садись, пожалуйста.

К концу урока Гарри все еще чувствовал слабость. До него вдруг дошло, что утром он практически не позавтракал и это явно усложнило попытку управления детектором Тьмы. Мысль о том, что его забава могла вызвать интерес Волдеморта, тоже радости не прибавила.

Он суматошно запихивал в сумку книгу и пергамент, когда почувствовал, как кто-то остановился в проходе, загородив свет. Гарри робко поднял голову и увидел Драко, наблюдающего за ним.

Гарри не знал, что сказать. По выражению лица слизеринца ничего нельзя было прочесть, но странно презрительный взгляд был хорошо знаком Гарри – так обычно смотрел его отец, когда оценивал кого-то. Мальчик перевел взгляд на свои руки, стискивающие ремень сумки. Через секунду он услышал удаляющиеся шаги Драко.

Гарри несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоить дыхание, и поднялся.

Остальные шестикурсники уже ушли. За столом сидел лишь Ремус – он задумчиво глядел на Гарри.

– Гарри…

– Не нужно, – резко сказал Гарри.

– Я на тебя не сержусь.

– Замечательно, но я устал и голодный как собака. И не желаю ничего слушать, что бы ты ни собирался сказать.

– Не доверяй Малфою.

– Не ты ли распинался о положительных чертах, которые есть у каждого?

– Не совсем так. Да если и так, то это в теории . А мне сейчас не до теорий. Я думаю о юноше, которого очень люблю и который, насколько я вижу, отдалился от своих друзей и собирается завести других, не самых подходящих.

– Ремус, Мерлина ради!.. Все со мной в порядке, – Гарри заколебался. – И хоть я и не прочь подружиться с Малфоем, или вроде того, но доверять ему – это слишком. Обещаю, что буду осторожен.

– Я тревожусь за тебя, – мягко отозвался оборотень, отводя глаза. – Может, и без оснований, – просто ты все, что у меня осталось. Ты не мог бы регулярно навещать меня? Скажем, по воскресеньям, с четырех до шести. Тогда у меня было бы время поговорить с тобой и знать, что я не потеряю тебя.

– Ты не потеряешь меня. «Скорее уж наоборот».

– Так ты согласен?

– Буду рад, – кивнул Гарри, но сразу же нахмурился: – Только без всяких там детекторов. А то у меня такое чувство, что меня допрашивают. Давай просто поболтаем.

– Конечно.

Гермиона кипела все время, пока они спускались по лестнице: – Что за… гадство! Просто поверить не могу: Гарри берет сложнейшее аврорское оборудование и начинает играть на нем, словно на ненастроенном ксилофоне!

– А я не могу поверить, что он занимался подобной вещью на пару с Малфоем! – ввернул Рон.

– Он вообще странно ведет себя с начала года по отношению к Малфою.

– Может потому… – Рон осекся на полуслове. Через секунду Гермиона поняла, что приятель уже не идет рядом с ней. Оглянувшись, она увидела, что Рон так и стоит на ступеньках с видом человека, неожиданно наткнувшегося на дракона.

– Рон? – Гермиона подошла к рыжику поближе.

– Гермиона, – Рон посмотрел вниз с таким выражением, будто заметил что-то ужасное. Гермиона тоже осмотрела лестницу, но не увидела ничего, кроме спин спускающихся студентов. – Мне нужно найти Джинни, – скороговоркой пробормотал Рон. – Жди нас в классе трансфигурации, – и убежал.

– Но… – начала было Гермиона, но Рон уже слетел вниз. Обреченно махнув рукой, она побрела следом.

Она видела, как Рон поймал Джинни в коридоре и тащит ее в пустующий сейчас класс Макгонагалл. Гермиона тоже вошла внутрь и закрыла дверь.

– Ну, вот и Гермиона, – ядовито заметила Джинни. – А теперь объясни, Рон, что случилось.

Рон взглянул на Гермиону: – Я все думал, почему он так изменился по отношению к Малфою. И вдруг до меня дошло: а что, если он вовсе не шутил? Если они и вправду братья?..

Гермиона несколько секунд пыталась понять, что именно Рон имеет в виду, потом ахнула и застыла: – Ты о заклятье Отцовства? Ой!

– Ну да. Мы полные идиоты, – Рон перевел взгляд на сестру. – Джинни, к тебе это не относится, ты просто не знала. Ты как раз слишком хорошо соображаешь, а вот нам бы неплохо было пораскинуть мозгами.

– О чем это ты, Рон? – требовательно спросила Джинни.

– Этим летом, – пояснила Гермиона, – Гарри вдруг заинтересовался заклятьем Отцовства. Это заклятье придает человеку сходство с приемным отцом, не с родным. Дома я об этом заклятье ничего не нашла, а потом не особенно и искала – Гарри сказал, что над ним кто-то просто подшутил, – она с отчаянием взглянула на Рона.

– Вот кретины! – в ярости воскликнул тот, двинул со всех сил кулаком по стене и запрыгал от боли.

– Ничего не понимаю, – заметила Джинни.

– Я думаю… – заметил Рон, баюкая ушибленную руку, – …нам, конечно, нужно разузнать поподробнее, но мама говорила что-то о том, что заклятье Отцовства не постоянно. Так что Гарри изменился из-за того, что заклятье сходит, а вовсе не потому, что это другой человек.

– Так ты думаешь, что Джеймс Поттер на самом деле не был его отцом? – спросила Джинни.

– Он сейчас большей частью говорит «Джеймс», – вмешалась Гермиона. – Вы не заметили? Он сказал, что Питеру нравилось наблюдать, как Джеймс и Сириус издеваются над людьми.