– Северус никогда бы не обратился с такой просьбой к магглорожденной! – завопил Ремус.

Гарри не сводил с него глаз. Оборотень кое-как справился со своей яростью, прикрыл глаза и постарался дышать ровно. Гарри подумал, что Ремус, наверное, вспоминает Лили – может быть, как раз тот момент, когда Снейп порвал с ней. Казалось, он собирается с силами, чтобы заговорить.

– Именно поэтому Джеймс и согласился, – мягко сказал Гарри.

– Гарри… Это не может быть правдой, – задохнулся Ремус. – Не может… это…

– Посмотри на меня, – Гарри встал, подошел поближе к Ремусу и скрестил руки на груди. – Посмотри на меня. Ты видел меня в июне. Ты хочешь сказать, что я не изменился с тех пор? Что я не изменился за последние три недели?

– А если это связано с тем зельем, что ты принимаешь? – нервно прикусил губу Ремус. – Профессор Снейп мог бы…

– Он дает мне зелье потому, что я меняюсь настолько быстро, что это больно . Зелье уменьшает боль. И моя внешность начала меняться задолго до того, как я стал принимать его. Кроме того, он не хочет – ну, не хотел… – Гарри вздохнул. Ремус все еще смотрел на него с упрямым недоверием. – Может, ты хочешь прочесть письмо? – предложил он. – Я могу дать тебе копию.

– Я предпочел бы увидеть оригинал.

– Ты не сможешь оставить его у себя, – пожал плечами Гарри, – но ладно.

По пути к Ремусу он заскочил в пустой класс и скопировал письмо. Сейчас он вытащил и то, и другое из пустой школьной сумки и протянул оригинал Ремусу. Тот осмотрел алый конверт и пробормотал: – Это почтовая бумага Поттеров, – к удивлению Гарри, Ремус не стал вытаскивать письмо из конверта. Вместо этого он поднес письмо к лицу и тщательно обнюхал. Он весь напрягся, а потом снова обнюхал письмо со всех сторон.

– К нему прикасались и Джеймс, и Лили, – заключил Ремус, нервно облизывая губы. – Три-четыре недели назад. Так и должно быть, если на письмо было наложено заклятье перемещения во времени. Ты получил его три с половиной недели назад, правильно?

– Правильно.

– Ты тоже держал его в руках. А больше никто, хотя оно находилось рядом с профессором Снейпом и мадам Пинс.

– И это верно. Я делал копию под руководством мадам Пинс, и я давал копию Северусу. Оригинал я ему не показывал, но он все равно находился в его комнатах. Правда, больше в моей, поэтому от письма не может слишком сильно пахнуть им.

– Но пахнет тобой, а от тебя в последнее время исходит и его запах, – глаза Ремуса внезапно широко распахнулись, он неуверенно встал со стула, подошел к Гарри и попросил: – Не двигайся. Извини, – и с этими словами нагнулся над Гарри и обнюхал его макушку. Мальчик замер. Ремус приподнял его волосы, понюхал шею и попятился назад, к камину, пока не наткнулся на каминную полку.

– Ремус?

– У тебя запах изменился. Не сильно, но… это пугает. Такого просто не бывает, – Ремус взглянул Гарри прямо в лицо. – Так значит, профессор Снейп – твой отец?

– Да. Ты, кажется, хотел прочесть письмо?

– О, – Ремус с удивлением взглянул на красный пергамент, все еще зажатый в руке, вернулся к своему креслу и заставил себя спокойно сесть. В конце концов он вытащил письмо из конверта и углубился в чтение.

Гарри с тревогой наблюдал за ним. Ремус почти сразу улыбнулся, потом вздохнул. Его лицо попеременно выражало целый калейдоскоп чувств: волнение, тоску, веселье, скорбь. В какой-то момент казалось, что он с трудом удерживается, чтобы не заплакать.

Дочитав, он долго смотрел на пергамент отсутствующим взглядом, потом легко поцеловал кончики пальцев и прижал их к листу. Когда он возвращал письмо Гарри, глаза его блестели от непролившихся слез.

– Кажется, – сказал он сдавленным голосом, – что можно перестать тосковать по тем, кто ушел. Что время лечит. Столько лет прошло… а письмо пахнет так, как будто они живы, – он тяжело поднялся. – Вот, возьми. Оставь копию на столе, хорошо? Хочешь чаю?

– Да, спасибо. Хотя потом я, наверно, сразу пойду.

Ремус резко обернулся и пристально взглянул на него; разочарование, появившееся было на его лице, исчезло.

– Ты пытаешься быть ему хорошим сыном.

– И это тоже. А еще я пытаюсь прекратить мою детскую вражду, ведь именно этого и хотел Джеймс, разве не так?

Ремус кивнул и вышел из кабинета в личные комнаты. Гарри услышал шум бегущей воды. Через минуту Ремус вернулся с подносом, на котором стояли чайник, молочник, сахарница и две чашки.

– Хороший чай, – заметил он, – но должен настояться. Я могу вскипятить магией воду, но никакая магия не придаст вкуса чаю, если он не настоится положенное время.

Слова прозвучали настолько отстраненно, что Гарри охватила паника, и он взмолился: – Скажи, что ты все еще любишь меня.

– Гарри! – Ремус вынырнул из своих размышлений и крепко сжал запястье мальчика. – Гарри, котенок, конечно люблю, – Гарри кивнул, глубоко вдохнул и попытался успокоиться. – Даже не сомневайся, – мягко продолжил Ремус. – Ты боялся мне рассказать?

– Нет… Ну, вообще-то, да, но это к делу не относится – Северус все равно не соглашался. Единственным, кто знал об этом, был Дамблдор, но ты поднял такую бучу…

– Жаль, что ты мне не сказал, – нервно рассмеялся Ремус. – Вначале я думал, что он просто морально подавил тебя, потом решил, что он тебя шантажирует или опоил чем-то, а потом… потом…

– А потом заметил, что я ношу мамино обручальное кольцо.

– Ну… да.

– Вчера вечером до меня дошло, что ты должен был подумать. Именно так я и вырвал у него согласие посвятить тебя в это. Он снова дал маме кольцо после Herem, после того, как они… ну, ты понимаешь… для ребенка, если он будет. Теперь оно мое. Дамблдор сберег его, а сейчас наложил на кольцо какие-то заклятья. Я должен носить его не снимая, так что привыкай к его виду.

Ремус задумался.

– Стало быть, Дамблдор пытается добиться опекунства, чтобы дать Северусу возможность опекать тебя?

– Да, – Гарри внезапно улыбнулся, – и это не так уж плохо.

– Вот так сюрприз, – хихикнул Ремус.

– Да уж, – расхохотался Гарри.

– Ну и как тебе все это?

Гарри уставился на каминную полку, тщательно обдумывая ответ.

– Как и должно было быть, – сказал он наконец. – Немного странно. В смысле, в первый же день, как я добрался сюда, он на меня наехал из-за одежды и курения. И это после того, как накануне вечером он заявил, что, так и быть, я смогу жить в его комнатах, но мне не стоит ожидать никаких близких отношений, что он совершенно не способен «разыгрывать из себя отца или товарища»… И вдруг на тебе! «Ты не можешь выходить на улицу в этом! » и «Ты куришь садовый пестицид?»

– Мерлин мой! У вас и голоса стали похожи!

– Я теперь легко могу подражать его голосу, – поправил его Гарри, убирая с лица растрепавшиеся пряди. – Но вообще-то я его не очень понимаю – он вполне благодушно воспринимает одни вещи и странно консервативен насчет других. Одно его предубеждение против джинсов чего стоит.

– Такое предубеждение свойственно многим чистокровным семьям.

– Может быть, но меня-то вырастили магглы.

– Это меняет дело.

– И еще. Он небеспристрастен к нечистокровным, но я – полукровка, да еще и выросший среди магглов, и ему, должно быть трудно с этим мириться. Но в целом все идет куда лучше, чем я ожидал, – Гарри отвел глаза. – И… и мне кажется, что я для него что-то значу. Что он выглядит почти счастливым, ну, насколько это слово к нему применимо. Глупо, наверно, с моей стороны.

– Нет, он действительно выглядит счастливым, – покачал головой Ремус и лукаво улыбнулся: – Вернувшиеся студенты решат, что его околдовали. Меня это даже беспокоит, – он рассмеялся. – А вчера, когда я увидел его с вымытыми волосами… Я не видел его таким со дня… со дня гибели Августа, пожалуй.

– Они были любовниками? – спросил Гарри, старательно опуская слово «тоже», но Ремус все равно странно посмотрел на него.

– Нет. Август предпочитал, чтобы даже его друзья выглядели прилично.