Рон рассерженно шагнул вперед, но Гермиона остановила его.
– Мы заблудились, – объяснила Джинни, показывая на карту. – Как нам выбраться назад, к главному входу?
Мальчик показал:
– Сюда, потом направо, а дальше прямо не сворачивая. А теперь уходите!
Они ушли.
Во время обеда Гарри бросил осторожный взгляд в сторону учительского стола и увидел, что его отец потихоньку наблюдает за Ремусом. Тот не обращал на это никакого внимания, а продолжал с хмурым видом есть, больше размазывая еду по тарелке, чем отправляя в рот, да старался сесть как можно ближе к профессору Дамблдору. Гарри задумался, были ли у Ремуса когда-нибудь проблемы с родителями студентов.
Северус вышел из-за стола еще до окончания обеда. Гарри последовал его примеру через несколько минут.
– Привет, – сказал Северус, когда Гарри вошел в лабораторию. – Готов заняться делом?
– Только сначала… – начал Гарри и подождал, пока отец подымет бровь, что всегда служило выражением любопытства. – Вряд ли еще будут такие теплые дни. Ты не хочешь познакомиться с гадюкой, пока она не впала в спячку?
– Думаешь, что я могу выйти с тобой наружу?
– Если наденешь мою мантию-невидимку, то да, – кивнул Гарри. – Тогда будет казаться, что я просто прогуливаюсь. А там есть густые кусты, которые закрывают обзор из школы. Если мы найдем подходящее место, ты сможешь даже откинуть капюшон.
Гадюка оказалась на том же месте, где Гарри ее оставил. Она свернулась кольцами на круглом камне, греясь на солнце. Гарри слегка обошел камень, забравшись в заросли кустов со стороны Запретного леса, и окликнул ее. Змея соскользнула в густую тенистую траву и приподняла голову, пробуя язычком воздух. Она выглядела удивительно красивой – с этой коричневой кожей, украшенной более темными зигзагами, свидетельствующими о том, что змея ядовита, и черной головой и хвостом.
– Я чую твоего товарища по гнезду, но не могу видеть его. А ты его видишь? – встревоженно спросила гадюка.– Он на том камне или за ним.
– Я тоже не могу его сейчас видеть, – успокоил ее Гарри.– Он надел кое-что, чтобы никто не мог разглядеть его, – и добавил про себя: «Значит, мантия не спасет меня от Нагайны».
Возле деревьев в отдалении голубым светом вспыхнуло заклятье, и тут же показалась голова Северуса. Гарри взглянул на сальные, слипшиеся пряди волос и подумал, что окажись тут Люциус, он бы, наверно, прицокнул языком и наложил на Северуса очищающее заклятье.
Гадюка вновь встревоженно приподнялась при таком неожиданном появлении головы из воздуха, но потом успокоилась.
– У него есть тело, но мы просто не видим его? – с любопытством спросила она.
– Да.
– Ты представляешь меня ей? – чуть раздраженно осведомился Северус.
– Нет, она просто спрашивает, почему тебя нельзя увидеть, – пояснил Гарри. – В любом случае, думаю, что имена здесь особого значения не имеют, – он указал на змею: – Отец, это змея-которая-живет-рядом-с-местом-где-раньше-держали-вивернов, – потом уселся на камень и взглянул на змею: – Этот человек очень важен для меня.
– Он не умеет говорить?
– Нет. Почти никто не умеет, – Гарри внезапно перепугался – а что, если Волдеморт переговорит со всеми змеями округи? Хотя вряд ли Волдеморт, или даже Нагайна рискнут появиться на территории Хогвартса.– Если ты встретишь другого человека, который сможет говорить с тобой или змею, которая больше чем летающие змеи, не говори им обо мне. Тот человек мой враг.
– Не скажу, – пообещала змея и прибавила, подумав:– Я все равно скоро буду спать.
Несколько минут они оживленно болтали. Гарри перевел отцу часть своей беседы со змеей, включая насмешливые комментарии о вивернах. После этого змея в последний раз обнюхала Снейпа и заметила:
– Его запах немного похож на твой, но гораздо приятнее.
Гарри хохотал так, что отец заинтересовался, что именно сказала гадюка, и Гарри, к его немалому смущению, пришлось перевести сказанное. После того, как он перестал трястись от смеха, змея заползла под его рукав и уютно устроилась в теплой темноте.
– Это не щекотно? – спросил Северус.
– Не очень. Скорее приятно – я могу чувствовать ее удовольствие.
– А.
Несколько минут оба молчали. «Будто лето вернулось, – счастливо подумал Гарри. – Как в конце августа, когда все было безопасно. И почему мы тогда не выходили почаще?»
– Насчет прошлого вечера… – неловко пробормотал Северус. Он попытался взглянуть на сына, но быстро отвел глаза и вместо этого снова повернул голову к Запретному Лесу, машинально выпустив еще одно заклятье. – Спасибо тебе.
Гарри вспыхнул от радости и смущения и как можно небрежнее постарался сказать:
– Да что я сделал-то?
Северус, нахмурившись, посмотрел сыну прямо в лицо и отрывисто сказал: – Ты прекрасно знаешь, что, – а потом неуверенно продолжил: – Дамблдор вечно болтал на собраниях – в смысле, старой компании, что ты «ребенок с огромным сердцем». Это всегда казалось совершенно бессмысленным. Никогда не думал, что мне доведется это почувствовать.
Гарри робко кивнул в ответ – понимаю, дескать. Теперь наступила его очередь прятать глаза. Он взглянул на облака, плывущие над верхушками деревьев, и постарался совладать с дыханием.
– А кого бы ты любил, если бы смел?
– Кроме тебя? – уточнил Северус.
– Ты меня любишь? – Гарри по прежнему не отрывал глаз от облаков. Молчание длилось так долго, что одно из них успело проплыть к лесу и его место заняло другое.
– Да, – просто ответил Северус.
Глаза Гарри невольно закрылись. Он принудил себя открыть их и сказал: – Что ж, и ты можешь быть храбрым. А еще кого?
Теперь молчание длилось даже дольше, чем раньше.
– Из тех, кто сегодня жив, – пожалуй, что и никого.
Гарри заставил себя посмотреть на отца и серьезно заметил:
– Каждый должен любить больше одного человека, причем разной любовью.
– Кто-то, может и способен на такое, – не стал спорить Северус, – но я – нет, – и после паузы прибавил: – А ты кого любишь?
Гарри прикусил губу и задумался, потом ответил: – Тебя. Рона и Гермиону. Дамблдора, хоть и злюсь на него и Ремуса, хотя и не совсем его понимаю. Иногда я вообще не знаю, что он такое, но это же из-за его связи с луной, верно? Когда я был младше, он был более сдержан. Теперь он достаточно открылся передо мной, чтобы озадачить меня.
Он бросил на отца быстрый взгляд, чтобы увидеть, рассердился ли тот за упоминание о Ремусе, но парящая в воздухе голова снова была повернута в сторону леса, выглядывая что-то в отдалении.
– Да, – равнодушно ответил Северус. – Это больше, чем Ремус обычно показывает людям, – морщины вокруг глаз обозначились резче. – Излишнее доверие слишком опасно для него.
– Ты все еще любишь его? – в открытую спросил Гарри.
– Я не люблю животных, – хрипло ответил Северус.
Гарри дернулся – неужели Северус не понимает, какую глубокую рану наносит ему, да и остальным тоже? Он задрожал от боли и гнева, и слова его прозвучали жестко из-за попытки говорить ровно:
– Ремус не больше животное, чем моя мать, и тебе это прекрасно известно.
Его дрожь разбудила змею. Та медленно вытянулась, отчего по рукаву побежали волны, высунула голову наружу и угрожающе зашипела, сначала просто перед собой, затем, попробовав раздвоенным язычком воздух, в сторону Северуса. Тот уже повернулся было для резкой отповеди, но, услыхав шипение, замер на месте.
– Все в порядке, – успокоил гадюку Гарри, поглаживая пальцем ее плоскую голову и гибкое тело.– Обычная ссора – из тех, что не причиняют вреда.
«Какая ложь, – горько прибавил он про себя. – И еще как причиняют, просто крови нет».
– Это ты ей велел? – спросил Северус, глядя на гадюку.
– Нет. Она всегда так ведет себя, когда я нервничаю. Не знаю, что с этим поделать. Но я сказал ей, что все со мной в порядке, – он улыбнулся. – Ты бы видел, что было, когда Гермиона и Рон нашли меня рядом с Драко, и Драко назвал Гермиону… – тут он покраснел.
