В этих стихах, кроме всего прочего, присутствует отголосок конфуцианского стиля жизни.
В 751 г. Якамоти вновь оказался в столице, где служил чиновником военного ведомства под началом своего друга Нарамаро Татибаны. Но еще через шесть лет скончался министр Мороз Татибана (есть мнение, что по просьбе министра и составлялась антология «Манъёсю»). Смерть покровителя и возвращение оправившегося после потерь рода Фудзивара все же повлияли на поэтическое творчество Якамоти, написавшего стихотворное предостережение родичам, участвующим в мятежах. Но череды событий было не остановить.
Якамоти вновь отправился в дальнюю провинцию, чтобы вернуться в Нару уже только в 780 г. Он участвовал в подготовке большого похода против «северных варваров», который, впрочем, был провален. Уже после его смерти в 785 г. двух аристократов из клана Отомо обвинили в смерти Танэцугу Фудзивары. Оказался в опале и покойный, посмертно лишенный всех рангов. Лишь через двадцать лет поэта «посмертно реабилитировали», вернув третий придворный ранг.
Такова судьба придворного поэта той далекой эпохи. Впрочем, все могло складываться по-разному — и хуже, и лучше. Тем не менее, далеким потомкам в наследство достались строки «Манъёсю», и за такой дар нужно быть благодарными прошлому.
«Кодзики» и «Нихон сёки»
О другом выдающемся литературном памятнике той эпохи мы наслышаны уже давно. Это — летописи, ведущие начало от века богов.
В самом начале эпохи, связанной с новой столицей, была окончательно завершена первая из летописей — «Кодзики». Но она включала лишь три свитка с достаточно скупыми сведениями. Расширенный летописный свод, «Нихон секи», появился в 720 г. Теперь свитков с изложением синтоистской мифологии и жизнеописанием императоров насчитывалось уже 30.
Кстати, с названием летописи имеются некоторые сложности (поэтому в данной книге упомянуты оба варианта). «Нихон сёки» — «Письменные анналы Японии», «Нихонги» просто «Анналы Японии». Китайский жанр летописей «шу» (яп. «сё») — это хроники лишь одной династии. Но в Японии (несмотря на усилия Докё) династия лишь одна. Вероятно, поэтому соответствующий иероглиф стали постепенно убирать, сократив название. Уже в «Манъёсю» при упоминании летописей чаще встречается краткий вариант. Но ведь есть и продолжение летописания, «Секу нихонги». И лучше их не путать.
Цель создания летописей — восстановить (а если точнее, то и создать) «правильный вариант» истории. Они были заказаны государем Тэмму еще до переезда столицы в Нару. До нас дошло высказывание императора: «Известно мне, что записи об императорах и о делах бывших, которыми владеют многие дома, расходятся с действительностью и в них накопилось немало лжи. Если ошибки не будут исправлены сейчас, то истина останется сокрытой навсегда. В истине — основа государства и оплот государя, и поэтому следует привести в порядок записи об императорах и исправить записи о делах бывших, изгоняя ложь и утверждая истину, дабы она известна стала потомкам». Действительно ли он считал необходимым поиск истины, или слегка кривил душой, считая, что летопись должна придать необходимый статус ему, — это остается неизвестным.
Есть мнения специалистов, что, возможно, цель летописи «Кодзики» была уже. Это составление генеалогического древа рода династии, находившейся у власти, возведение этого рода к богам и узаконивание тогдашнего порядка вещей. А летопись «Нихон сёки» была предназначена для читателей на континенте, как утверждение государственности. Требовалось доказать, что японцы — не какие-то варвары, у них имеется и древняя государственность, и высокая культура.
Похоже на то, что перебирались различные варианты и основных мифологических сюжетов, и имен богов. Для чего? Может быть, это делалось ради стремления к четкости? Но летопись «Кодзики» куда более однозначна. Быть может, согласно теории Е.М. Мелетинского, эта многогранность образов богов помогает осознать всю сложность и самих образов, и космогонического мифа.
Сложно сказать, насколько авторскими являются первые японские летописи. В предисловии к «Кодзики» Ясумаро Оно заявляет, что записал древние предания со слов сказителя Арэ Хиэда. Есть предположение, что Ясумаро Оно входил и в число составителей «Нихон сёки». Если это так, то различия указывают на цели и задачи.
Японский искусствовед Сюмпэй Уэяма отметил, что в первом свитке «Кодзики» практически пет богов-прародителей жреческого клана Накатоми (Фудзивара), а в «Нихон сёки» они присутствуют. Возможно, знаменитый «серый кардинал» Фубито Фудзивара определил, чему должно быть в расширенном варианте летописного свода, утверждая и авторитет императорской фамилии, и свой собственный.
Быть может, на сюжет летописи повлияло то, что императрица Дзито передала власть не сыну, а внуку — императору Момму. Ведь именно так поступила и солнечная богиня Аматэрасу. И это оправдывает подобный «обходной» порядок наследования престола.
Вскоре при дворе появилась традиция обрядового зачтения фрагментов «Нихон сёки» (так читались и сутры). Вероятно, окончательно священным синтоистским текстом летопись «Нихон сёки» стала в X в. «Кодзики» и «Нихон сёки» в любом случае — источники для понимания мифов древней эпохи страны.
Но и само название «синто» — китайское заимствование. Некоторые специалисты предполагают, что первоначальная религия была ответвлением китайского даосизма, а японский ученый Тосио Курода высказал даже невероятную идею о том, что независимая религия синто появилась лишь в период Мэйдзи, в XIX в. А ранее она была смесью особой японской разновидности буддизма и конфуцианства. И в самом деле, при Мэйдзи было провозглашено «разделение храмов» — буддийских и синтоистских. Особые обряды для каждого храма синто введены в это же время. Для религиозной реформы послужили и материалы древних эпох, включая, конечно же, и летописные своды. Но все это можно считать движением за обновление и реформы, а не изобретением некоей особой религии. Буддизм и синтоизм просто существовали в симбиозе со времен периода Хэйан до правления Мэйдзи. А указ императрицы Сётоку прямо доказывает: при ней «культ богов» (синто) был обособленным от буддизма.
Сколь надежны летописи? Нужно иметь в виду: так все события представлялись в начале VIII в. Соответственно, это сочетание отчета о действительно происходивших исторических событиях и представление о том, как они должны были происходить. Считается, что о достоверности информации можно судить, начиная с середины VI в. До этого времени она носит полулегендарный характер, а первые свитки относятся к сфере мифологии.
История не знает «если бы», но все же…
Пока император и придворные переезжают в новую столицу, с которой будет связано немало славных и горьких моментов в истории Японии, мы продолжим наши размышления по поводу альтернативной истории. В принципе, в период Нара четко просматривается лишь одна альтернатива. Зато какая!
Альтернативный путь № 3. Монах-император.
…А счастье было так возможно! Но, предположим, все пошло слегка иным путем. Вакэ оказался не столь неподкупным и решил (на всякий случай) выполнить то, что ему велено. Или же он был вполне честным, и Докё выяснил это заранее. И на чиновника с его свитой очень своевременно напала банда разбойников (благо, расплодилось их во множестве за годы правления временщика).
Итак, императрица с тяжким вздохом сожаления отрекается от престола, и императором становится ее духовник (а возможно, и любовник). Что происходит дальше?
А происходит, перво-наперво, гражданская война. Возможно, она стала бы гораздо тяжелее, чем долгое свержение Дзюннина и тлела бы и при преемниках Докё. Вполне вероятно, что монаху-императору пришлось бы пойти на компромисс.
Но рано или поздно религия синто оказалась бы побежденной. Вряд ли кто-то стал издавать эдикт об ее запрете. Просто через достаточно продолжительное время храмы оказались бы покинутыми, а ками отошли бы в исключительно богатый мир народных верований.