3 Ты постой, постой, беляночка, постой, поговори, Расскажи мне, как сходились возле речки две зари, Как сошлись да где оставили, где спутали следы, Расскажи мне, как горели понизовые сады, Расскажи, как после радуга раскинулась дугой, Расскажи, как на гуляньице понравился другой. 4 Успокой меня, беляночка, ведь сердце ходуном, Мне не нравится, что парни за тобою табуном. И особенно, беляночка, не нравится один, На котором ветер парусит сиреневый сатин. Мне не нравится, что пляшет, что он кружится с тобой. Будь что будет, что-то будет, он идет наперебой! 5 Как на все четыре стороны беляночке видна Понизовая, садовая, родная сторона. Понизовьем вьется реченька, вода — что карамель, Над рекой черносмородина, и яблоня, и хмель. Я с тобой, белянка, радости и горести делю. Отчего бы, ты скажи мне, голова моя в хмелю? И не в том, который тянется по старому плетню И что кланяется мне с тобой не сто ли раз на дню! 6 Так, как издавна положено, как в людях на веку, Мы построим дом, беляночка, чтоб окна на реку, Чтоб конек плясал на крыше, а в дому цветы в пучках, Чтобы матица сосновая была бы вся в сучках! Чтобы сени были крашены баканом в добрый час, Чтобы хлеб, да соль, да чарка были, ясень мой, у нас! Чтоб друзья не обходили дом, где окна на реку, Чтоб кукушка мне с тобою сто раз бросила «ку-ку». 7 Опустилось солнце на воду, глядит волне в зрачки, На сатине синем реченьки взыграли пятачки. Ну, беги домой, беляночка, бери скорей ведро, Опрокинь его, глубокое, и черпай серебро! Над водою вьются чайки, крылья в солнечной пыли, Повезло тебе, беляночка, в твоем ведре рубли! 8 У меня мережи водятся, с зимы готова сеть, У меня, белянка, паузок такой, что поглядеть! Ты надень передник кожаный и в озеро с лугов Принеси удачу верную на мойву и сигов, Чтоб завидовали люди, чтоб сказали не со зла: «Вот заправская рыбачка, сколько рыбы привезла!» 9 Утром рано, чуть забрезжит, по раздолью светлых рос Я пойду с тобой, беляночка, за речку на покос. Для тебя я сделал грабли-самоходы хороши, Я их сделал легче легких, краше лучших, от души. Я для них срубил рябинку, сделал частый гребешок, Ты узнаешь их в работе, как придем на бережок. Там на нем, отлогом, — пойма, мурава, всё мурава, Там на плечи берез белых опустилась синева. 10 Мне такой видна беляночка — с нарядным туеском, Опоясанная солнцем, словно алым пояском! Мне она видна на улице идущей не спеша, Посмотрите, дескать, люди, — может, вправду хороша. Может — вправду, может — взабыль, может — что-нибудь не так В этих кратких, невозвратных восемнадцати летах. 265. ЗАКАТ
Да, такого неба не бывало, Чтоб с полнеба сразу стало алым, Чтоб заката лента обвивала Облака, грозящие обвалом! Вот отсюда и пошло: в лугу Розовый стожар горит в стогу, Розовые сосны на снегу, Розовые кони в стойла встали, Розовые птицы взвились в дали, Чтобы рассказать про чудеса… Это продолжалось полчаса! 1945 266. «Спокойной ночи, русская земля!..» Спокойной ночи, русская земля! Твоим лесам, твоим садам и долам, Твоим полям с ромашкой на подолах Я так скажу, за всё благодаря! И небесам, что рдеют от зари, Ручьям твоим, малиновым и звонким, Тропиночкам, бегущим вперегонки, Курганам, где лежат богатыри! Всему, с чем ты сжилась: навеки верным Твоим орлам, как молнии летучим, Вершинам гор — на них, что шапки, тучи — И наклоненным над водою вербам; Замшелым в две жердинки переправам, И алым самым на полнеба зорям, И радугам над самым синим морем, Цветам на всех полянах самым, самым! 1945 267. «Моряки в морях — как дома…» Моряки в морях — как дома, Всё им там сродни. Сколько бурь и сколько грома Слышали они. Их влечет к себе родная Голубая даль. Кто с ней встретился, тот знает — Расставаться жаль. И не надо расставаться, Молодой моряк: Где, скажи, покрасоваться, Как не на морях? 1946 268. ПУЛКОВО Возникшая среди низин гряда, Песок и глина, нижний слой и верхний… Гори, гори, багровая звезда, Над этими высотами не меркни! Земля здесь с кровью смешана. Времен Дух тленья мест священных не коснется. Гранита тверже грозный бастион, Что Пулковским на все века зовется. Враг, осаждая, сам был осажден. Открыто было только нашим взорам, Что он с июньской ночи осужден, Приговорен был к смерти и позору. Ночей и дней железных девятьсот Здесь встали лютым недругам преградой. Никто не сломит Пулковских высот, Над ними свет бессмертный Ленинграда. 1947 |
