45. ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ЖУРНАЛА «НАСТУПЛЕНИЕ» КРИТИКУ ГОРБАТЕНКОВУ Может, это слово — что горох об стенку? Всё равно — поставлю на своем. …Здравствуйте, товарищ Горбатенков, Как здоровье ваше, Как живем? У меня разгон стиха вселенский: Схватываю строчки на лету. Как у вас там? Как весна в Смоленске? Отцвела сирень или в цвету? Вам плевать, а я теряю время. (Тут — провал, а сбоку — перебой.) Скоро к вам приедет критик Левин, Херувим с бородкой, мухобой. Дайте там ему И дом, и пищу, Огород невзрачный — в лебеде, Он, чудак-рыбак, во рваных голенищах Ходит по критической воде. Дерево на дерево, а вместе — бревна. (Вот она, словесная игра.) Ныне счет годов идет по ребрам, Начинаю с первого ребра. С мясом и костями, с многокровьем, Круг моих стихов заледеня, Вы нашли, неважную здоровьем, Правую опасность у меня. Под одну гребенку Так по плану На стихи цирюльники бегут. Как известно, так стригут баранов (Связывают ноги и стригут). Протори, убытки и потери. Притупленье чувств — не пустяки. Кровь свою из всех живых артерий Снова выливаю на стихи. Долго ли стоять на месте лобном? Критик из воды идет сухой, Хлещет по коню и по оглоблям,— Ну вас к богу с этой чепухой! …Кончено. Легка моя невзгода. Мы живем просторно. Не в скиту. Как у вас там? Какова погода? Отцвела сирень или в цвету? 1930 46. СТРАНА ПРИНИМАЕТ БОЙ 1 Я трижды тебя проходил, страна, И вот прохожу опять. Реки бросали свои рубежи, Моря уходили вспять. Меня поднимают моя друзья, И ты говоришь: «Не трусь!» Я всё потаенное узнаю И всё рассказать берусь. Тогда старики бежали так, Как я, молодой, бегу, Летели короткие весны вдаль, Тонула земля в снегу. И мы по глубокому снегу шли, По желтому шли песку, И нам выдавали пару лаптей — Карельских берез тоску. И мчатся и мечутся дни войны, И плачут и голосят. Тебе восемнадцать лет, сестра, А я даю пятьдесят. Мужская и женская силы тогда Не скрещивались нипочем — Об этом я звезды спросил свои И в книгах земли прочел. Лишь бой на полсвета! И вихрь в бою, И солнце, и мрак — не лгу. И всё, что колет и рубит, — дано, Чтоб в сердце вонзить врагу. Я плакать отвык давным-давно, Но глаза иногда рябит. Я вижу: рабочего нет у станка, Он в поле лежит убит. Тогда наседало железо на грудь По всем путям боевым, Но мертвых тревожить я не хочу — Я говорю живым… Тебе зажигалка нужна, буржуй, — Меняй фамильную брошь, Поваренной соли подсыпь в керосин — И выйдет бензин хорош. …Тебе зажигалка нужна, буржуй, — Скорей на завод, на жесть, И дело твое совсем на мази, Ты можешь края поджечь. Но раньше тебя подведут к стене, Ты видишь: кровь моросит,— Закон Революции так говорит И красный террор гласит. Железо и сталь, железо и сталь По всем путям боевым. Но я не желаю будить мертвецов, Свидетельствую живым: «Я вновь прохожу по тебе, страна, Опять и еще опять, Пусть реки покинули рубежи И море ходило вспять. Я встану на первый заречный шлях, Растет трава зверобой. И если я песни не запою, Ее запоет любой». 2 Железобетон на твоей груди. Дорога твоя крута. И поднята выше лесов и гор железная красота! Мильоны выходят на сплошняки. Отборный идет народ. И Красная Армия — в разворот у каждых твоих ворот. И рельсопрокатная сталь светла, как дней твоих торжество. Об этом я вновь говорю земле от имени твоего. Пусть ветер наводит тень на плетень, шумит ворохами лузги. А я не желаю лакировать огромные сапоги. У нас неурядиц — пруды пруди, сумятицы — на воза, Но входит Эпоха передовых в открытые настежь глаза. И время отчаянное летит. Аллюр в три креста. Карьер. Международный на всех парах, почта, дипкурьер. Мы святцы похерили… Не имена — Лука, Фома, Митродор, Их за пояс сразу всегда заткнут — Револа и Автодор. Такие проходят по всей земле, нарушив земли покой. Лука удивляется, почему назвали его Лукой. Фома от Луки недалёко ушел. А рядом, войдя в задор, Ворочает глину и камень-валун — советский сын Автодор. А время во все лопатки летит. Аллюр в три креста. Карьер. И падает, насмерть поражен, Республики дипкурьер. Пожалуй что рано кричать «ура» тебе, оголтелая знать, Коль сумку подхватывает другой и тайны врагу не знать. Но ты, чистодел, буржуй, умри! Иль землю переверни. Эпоха выходит на все фрезера, на все приводные ремни. 1930–1931 |
