169. «Мне с тобой, мой ясный сокол…» Мне с тобой, мой ясный сокол, Расставаться нелегко. Ты лети, лети высо́ко, Высоко́ и далеко: Через бури и туманы, Через ветер белых круч, Далеко — до океана, Высоко — повыше туч! Чтобы туч белесых стая Под тобой, как пух, легла, Чтобы песенка простая О тебе не замерла. Где ты встретишь час рассветный, Где проложишь путь прямой? Выше туч, сильнее ветра, Ближе к солнцу, сокол мой! 1938 170. «Скажи мне, как мы шли и пели…» Скажи мне, как мы шли и пели Да как мы за руки взялись. Вдали гармоники звенели И от плеча к плечу рвались. Вдаль, разрисованные мелом, Вагоны мчались налегке, А ты была в каком-то белом, Совсем поношенном платке. Забуду всё, пойду далече, И, может, песню затяну, И, может, в ней об этой встрече, Не вспоминая, вспомяну, Как в небо синее глядели И как совсем недавно мы Отлюбовались на неделю, Отцеловались до зимы. 1938 171. «Я проснулась — чуть светало…» Я проснулась — чуть светало, Чтобы встретиться с тобой, И пошла я снегом талым По дорожке голубой. По утру да по началу Должен быть хорош денек, Столько синьки не встречала, Только слева — огонек! Я пришла на огонек, Вижу — курит паренек, Вижу — курит, брови хмурит, Вижу — машет мне рукой. Вижу — машет мне рукой, Вижу — рушит мой покой. Больше ничего не вижу, Вижу — парень неплохой! Ох и парень, в самый раз, Обниматься горазд. В это время в целом свете Только двое было нас! Ой, не то чтоб с глаз долой, Ой, не по сердцу пилой. Не с того, что было стыдно, Целовалась под полой! А с того, что веял ветер Снежной пылью в синий глаз. А с того, что в целом свете Только двое было нас! 1938 172. «На родной на стороне…»
На родной на стороне, Там, где льнет волна к волне, Не приснилась ли ты мне, Не приснилась ли ты мне? Там, где льнет к волне волна, Где заря на Ладоге, Не приснилась мне она, А явилась в радуге! Всем видна ее краса: Брови стрелкой, узкие, И до пояса коса, Золотая, русская! Ой, коса-краса у ней, В красных лентах, всех длинней. Я не знаю, сколько стоит: Может, тысячу рублей! Может, двадцать пять коней, Может, двадцать пять саней. Сани, сани с бубенцами, С женихами-молодцами! Женихи все целый день Носят шапки набекрень, А невесты возле них — В полушалках дорогих. А одна дороже всех, А одна моложе всех! Ой, одна из них краса: Брови стрелкой, узкие, И до пояса коса, Золотая, русская! 1938 173. ЛЮБУШКА Здравствуй, здравствуй, любушка, Любушка, голубушка! Здравствуй, зоренька-заря, Свет, блеснувший за моря, Здравствуй, небывалая, Здравствуй, губы алые! Ой, как ветер ходит, воя, Позаречной стороной Против ветра выйдем двое, Тяжело идти одной! И услышал я в ответ: «Никакого ветра нет. Нет ни в поле, ни в бору, Обними, а то умру. Обними меня до боли, Так, чтоб смеркнул свет дневной!..» Вот теперь по нам обоим Ходит ветер озорной. Между 1937 и 1939 174–176. СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ «Я кукушкою печальной По Дунаю полечу, И в реке Каяле дальней Я рукав свой омочу. Там, где бой начнется снова, Встречу князя поутру, Рукавом ему бобровым Кровь с жестоких ран сотру». Так горько плачет Ярославна В Путивле рано на стене: «Ветер, ветер в чистом поле, Быстролетный милый друг, Поневоле иль по воле Веешь сильно так вокруг? Ты зачем, взметнув потоки Дуновеньем легких крыл, Тучей ханских стрел жестоких Войско милого покрыл? Мало ль оболок кисейных, Кораблей по синь-морям, Так зачем мое веселье Разомчал по ковылям?» Так горько плачет Ярославна В Путивле рано на стене: «Славный Днепр мой, ты в просторы Волны быстрые промчал Через каменные горы, Через землю половчан. Без тревоги, без печали Волны синие твои Поднимали и качали Святославовы ладьи. Сжалься, Днепр мой, надо мною, Над тоской наедине И с попутною волною Друга ты примчи ко мне». Так горько плачет Ярославна В Путивле рано на стене: «Солнце, солнце золотое, В небе ярко ты горишь. Солнце красное, родное, Всем тепло и свет даришь. Что ж ты нынче золотые Стрелы мечешь для того, Чтоб палить и жечь в пустыне Войско мужа моего? Луки жажда им согнула. И, взлетая от песка, Им колчаны позамкнула В поле лютая тоска». |
