Товарищ, ты видел над нею

Закаты в дыму и крови.

Чтоб ненависть била сильнее,

Давай говорить о любви.

Под грохот тяжелых орудий

Немало отхлынуло дней.

Товарищ, мы — русские люди,

Так скажем, что знаем о ней.

Расскажем, и всё будет мало,

Споем, как мы жили в ладу.

Товарищ, ты будь запевалой,

А я подголоском пройду!

Вся в солнце, вся — свет и отрада,

Вся в травах-муравах с росой,

Широкие ярусы радуг

Полнеба скрывали красой!

И день занимался прекрасный,

И, весен веселых гонцы,

Галчата сидели на пряслах

И шли бороздою скворцы.

Ручьи в краснотале всех краше,

В них — звезд голубых огоньки,

В них русские девушки наши

Бросали цветы и венки!

И «любит — не любит» гадали

В тени белоногих берез…

О, милые светлые дали,

Знакомые с детства до слез!

Долины, слепящие светом,

Небес молодых синева,

На всем этом русская мета

И русского края молва!

Поляны, поляны, поляны

Везде земляникой цвели.

Баяны, баяны, баяны

Звенели, горели и жгли!

Катились глубокие воды,

И ветер слетал с парусов

На красные трубы заводов,

На кроны дубрав и лесов.

И хмурые видели глыбы

В гранитном подножье прибой,

И в заводи, полные рыбы,

Слеталися чайки гурьбой!

Нам дорого это и свято,

Нам край открывался родной

За каждой травинкой примятой,

За каждой былинкой степной.

Встают за высокою рожью,

За взлетом на крышах коньков,

За легкой знакомою дрожью

Склоненных к воде ивняков;

За красною шапкой рябины,

За каждым дремучим ручьем,

За каждой онежской былиной,

За всем, что мы русским зовем,

Родней всех встают и красивей

Леса, и поля, и края…

Так это ж, товарищ, Россия —

Отчизна и слава твоя!

Тишина. Призамолкла на час канонада,

Скрыто всё этой режущей слух тишиной.

Рядом — город бессмертный.

                                      За честь Ленинграда

Встали сосны стеной, люди встали стеной!

Тишина непривычной была, непонятной,

Предзакатною. Медленно день умирал.

И тогда вдоль рядов, величавых как клятва,

С новым воинским знаменем прошагал генерал.

Тишина перед боем. Враг, не жди, не надейся,

Заберет тебя ночи чернее тоска.

Здесь, готовые к битвам, встали гвардейцы,

Молодые, победные наши войска.

Рядом были землянки, блиндажи

                                                  в пять накатов,

На поляне в сосновом лесу за Невой,

Обернувшись на запад, на запад, к закату,

Встала гвардия наша в полукруг боевой.

Знамя принял полковник. Снег на знамени —

                                                                          пеной.

Бахрому тронул иней. Даль застыла, строга.

И, охваченный трепетом, командир на колено

Опустился в глубокие наши снега.

И «Клянемся!» — сказал он. И духом геройства

Вдруг пахнуло на рощи, поля и луга,

И тогда, как один, опустилося войско

На колени в глубокие наши снега.

Тишина. Всё в снегу, больше черном, чем белом,

И тогда над холмом, за который деремся,

Над снегами летящее ввысь прогремело,

Прогремело железное слово: «Клянемся!»

Не высказать, как смертно я тоскую,

Какая ночь пришла со всех сторон.

В неметчину далекую и злую

Меня уводят, милый мой, в полон.

Отлюбовалась я и отгостила,

Отцеловалась я и отцвела…

Зачем я косы долгие растила,

И для кого я очи сберегла!

Для боли сберегла красу,

                                         для боли,

Для страшного несчастья одного,

Для той недоли и для той неволи,

Для черного полона своего!

Вот оно какое, милый, горе!

Глянь в него со мною заодно.

Знаешь море, — ну так больше

                                                       моря,

Глубже моря, лютое, оно!

Нет, не то я говорю, что вправе

Говорить, не будучи рабой.

Я хочу, чтоб ясно ты представил,

Будто это рядом всё с тобой!

Вот меня рабыней называют,

Вот за мной конвойные идут,

Вот меня с подружкой разлучают,

Вот меня по улице ведут.

Вот сейчас прощаюсь с белым светом,

Вот сейчас я стану неживой,

Вот меня злодейской метят метой, —

Лучше бы уж в омут головой!

Вот идем мы к станции товарной,

Словно скот, сосчитанный гуртом,

Связанные за руки попарно

И не обойденные кнутом!

Если так бы ты пошел по комьям,

Матери сказала б:

                           «Отрави!»

Сколько раз я падала, не помню,

Только руки все мои в крови!

Только тело стоном стонет в ранах,

Только часовые на снегу…

Отомсти им, миленький, поганым,

Я ведь, как ты видишь, не могу!

Ветер, ветер, русский, разудалый,

Донеси мой крик через поля…

Поезд загудел, заныли шпалы,

Впереди немецкая земля.

Вот она, постылая, всё ближе,

А родная доля — далеко.

Скоро смерть!

                           Родной мой, милый, вижу,

Как тебе от песни нелегко…