192. «Что досталось в долю мне?..» Что досталось в долю мне? Зори в дальней стороне, Письма, шедшие с востока, Луч заката на стене. Что понятно мне уже? Чуткий сон настороже. Две гранаты в изголовье, Два баяна в блиндаже! Что я на́век сберегу? Путь один через тайгу, Тени длинные от сосен, Гром орудий по врагу. 1939 или 1940 1940–1949 193. ОКНО Звездный путь широкой опояскою Опоясал милые края. Далеко, далёко светит ясная Звездочка моя, любовь моя. Кто теперь с любимой рука о́б руку Встретит наши зори по весне? Ты скажи мне, тучка или облако, Улыбается ль она во сне? Может, клены поднятыми ветками Бьют в окно, мешают ей заснуть? Ведь в ее окно, такое светлое, Ничего не стоит заглянуть. 1940 194. «Я кого люблю, того ревную…» Я кого люблю, того ревную, Эту боль ни с кем я не делю. Изо всех бедовых — озорную, Вот кого ревную и люблю. Вкруг нее немало ладных вьется, Кой-кто близко, кой-кто далеко, Всё равно — мне с ней легко живется, Жить легко и песню петь легко. Так легко, что будто над полями Зори, звезды, солнце встали вдруг, Так легко, как будто соловьями Все дома наполнены вокруг! А когда мне горе руки свяжет И когда обиды не стерплю, «Брось, шальной, — она мне только скажет,— Я ведь одного тебя люблю». 1940 195. «Забыть — не забыла, и помнишь не очень…» Забыть — не забыла, и помнишь не очень, И всё же нельзя отмахнуться рукой От встреч мимолетных в короткие ночи, От зорь, что зарделись над быстрой рекой. Еще не отгрезился наш первопуток, Еще где-то машут нам ветви берез… Ты, может быть, шутишь, а мне не до шуток, Ты, может быть, плачешь, а мне не до слез! Еще все дорожки, лужки и отводы Узнают, как раньше, походку твою, И я, не забывший тебя за полгода, Тебе эту песенку нынче пою. И в ней я прошу, чтоб ты снова ходила, Где сходятся зори, красою маня, Чтоб снова жалела, ласкала, любила Простого, веселого — то есть меня! 1940 196. «Как тебя другие называют…»
Как тебя другие называют, Пусть совсем-совсем не знаю я. Ты — моя травинка полевая, Ты — одна любимая моя! Где-то возле вербы-краснотала, Где-то рядом с горем и тоской, Где-то в дальнем поле вырастала, Где-то в дальнем-дальнем, за рекой. Вырастала, радости не зная, Но, узнав про горести твои, По-за Волгой, Доном и Дунаем В лад с тобой грустили соловьи. Как тебя другие называют, Пусть совсем-совсем не знаю я. Ты — моя травинка полевая, Ты — одна любимая моя! 1940 197. «Зреет ягода морошка…» Зреет ягода морошка Вдоль тропы знакомой, Возле узенькой дорожки К лугу молодому. К лугу молодому, К дому золотому, К милой Машиной родне, Роду не худому! Ой ты, Маша, Маша, Не моя, не ваша! У ней губы — вишни, Брови тоже вышли. Запоет — везде слыхать, А идет — не слышно! У ней косы — русы, У ней бусы — бусы. У ней серьги — самоцветы, Лучше в мире нету! У ней губы вкусны, У ней пальцы с хрустом, Так что с ней кое-кому Никогда не грустно! 1940 198. ГАРМОНИКА Под низенькими окнами, Дорожкой вдоль села, Вот выросла, вот охнула, Вот ахнула — пошла. Вот свистнула — повиснула На узеньком ремне, Вся синяя, вся близкая И вся кругом в огне. Звени, звени, гори, гори, Веселая, — лети, Поговори, поговори, Прости, озолоти! И вот она, и вот она, От почестей зардясь, Идет себе вольным-вольна, И плача и смеясь, Разбилась дробью частою, А то от всех обид Совсем была несчастною И плакала навзрыд. То шла людей задаривать, И, на́ веки веков Вовсю раскинув зарево Малиновых мехов, Так пела и так плакала Про горести свои, Как бы за каждым клапаном Гнездились соловьи. И рвется ночи кружево, Она, как день, — красна, Все яблони разбужены, И кленам не до сна! Прости меня, прости меня, Подольше погости, Вся близкая, вся синяя, Вся алая — прости! 1940 |
