8. ДРАКА По примете, по примете Трижды тихий по ночам, По-особенному ветер По-над Ладогой кричал. Перехоженные дали, Дань отдайте старине… Сотский ходит при медали, Рапортует старшине: «То есть четверо убитых, Пятый битый — утонул…» Черный вечер черень ниток По деревне протянул. У дороженьки у самой Шелестит густая рожь. Шейте брату, мама, саван — В сердце брата острый нож. * * * Кумачовая рубаха вперемешку с пестрядинной. Парни бравые сошлися — дробь дробили на лугу. И трехрядная гармошка разворачивалась длинной, То коробилась несчастная гармоника в дугу. Девки хвастались обновами, сарафанами и кофтами, Зябким прутом выводили имя друга на песке. Солнце, вытянувшись, красило хороводы желтой охрою, Гармонист кривой с отметиной подмигивал тоске. Парни, выпив для порядку, колобродили немного, Марьин Вова — На любого! В дело тиснули ножи. Заметалась, побежала разноцветная дорога. Гули, гули — черта в стуле! Никуда не убежишь. Запыленный подорожник стал багровым, как рябина, Богомазовскою росписью подернулась трава, И ходили, и стучали, и дубасили дубины, Свежерубленные палки по кудрявым головам. * * * Ветер шел, летел и плакал, мать подстреленною птицей Разметалась, убивалась у дороги-бегуна. И уже в глубокий омут ночь тревожная глядится, И черным-черна дорога, ночь без звезд черным-черна! 1927 9. МОЯ РЕСПУБЛИКА Первый запев Ни разу не просил участья К своей судьбе, тебя любя. Опомниться не дай от счастья — Жить и работать для тебя. Любовь — не шутка, не забава. (Не забывают дней остуд.) Ах, в волосах ее купавы Широколистые растут. В какой избе у дуба-явора И под какой звездой росла Моя наливчатая ягода. Моя красивая весна. И пусть ясеневые весла Уносят песню за моря И в Революцию о веснах И о любимых говорят. И потому стихи смелее Раскинулись среди лугов… Ведь Революция лелеет Мою вселенскую любовь. Пересеклись пути и линии, И, если милой надоем, Пусть расцветут лесные лилии На месте сказок и поэм. Второй запев Любимая! Я вышел снова, Стихом размеренным звеня, И тополя просили слова В порядке прений у меня. Ветра собрались барабанить. А я такое подтяну, Чтоб запевали на Кубани И распевали на Дону. Эй, под твоей рукой высокой Ненарушаемый покой, В пятнадцать долгих весен сокол Не облетит страны такой. По вечерам смотрю с обрыва (Мой край улогий и лесист), Как ловят в Астрахани рыбу И на Ойротии — лисиц. А по-за Астраханью клены Идут в Армению легко, И Каспий кормится зеленый Ухой с молокой и мальком, Звенит фамилией известной И признается поутру, Что сватал в Ладоге невесту, Мою любимую сестру… А мне милее Север бурный С его суровою душой, И я иду на дальний Мурман, На голубень воды большой. 1927–1928 10. РАЗВЕРНИСЬ, ГАРМОНИКА…
Развернись, гармоника, по столику, Я тебя, как песню, подниму. Выходила тоненькая-тоненькая, Тоней называлась потому. На деревне ничего не слышно, А на слободе моей родной Легкий ветер на дорогу вышел И не поздоровался со мной. И, твоею лаской зачарован, Он, что целый день не затихал, Крыльями простуженных черемух Издали любимой замахал. Ночь кричала запахами сена, В полушалок кутала лицо, И звезда, как ласточка, присела На мое широкое крыльцо. А березки белые в истоме В пляс пошли — на диво нам. Ай да Тоня, ай да Тоня, Антонина Климовна! 1928 11. ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ Ой, поплыл матрос В крепком гамузе. Два нагана по карманам, Третий — маузер. Где б четвертый раздобыть? И пойдет до полюса… Пулеметные бобы От плеча до пояса. Ах, трава-треста, Небо-горлинка, Ни гайтана, ни креста, Только форменка! Против злостных богатеев Он матросом с Лесснера. Снова ленты разлетелись Голубыми песнями. А корабль на волне, А матрос на коне, Пыль и гром до океана — Там конец войне!.. 1928 |
