Первый правительственный орган находится на ступень выше совета. Здесь заседания проходят под председательством самого Людовика XIV. Этот отдел называется советом депеш. Он был образован не в 1661 году, а еще во времена Фронды. Новшество заключается лишь в том, что теперь он работает под председательством Его Величества, а не канцлера. Он решает внутренние административные вопросы, общие для государственных секретарей, в частности, занимается «депешами», то есть активной и пассивной корреспонденцией между правительством и ответственными функционариями провинций (губернаторами и интендантами). Совет депеш собирается два раза в неделю, чаще, чем частный совет или совет по гражданским делам, но его роль будет все время снижаться: с 1691 по 1715 год он будет собираться два раза в месяц. В совет депеш входят: канцлер, государственные секретари и их преемники, суперинтендант, несколько государственных советников, в зависимости от их компетенции, наконец, министры.
Официальное звание «государственный министр» становится, по воле монарха, званием вполне определенным и очень редким. Отныне его будут присваивать только избранным, специально отобранным Его Величеством счастливцам, принятым в самый узкий и престижный отдел его совета. Его называют «верхним советом», но это не по причине его особой важности, а потому, что он заседает на втором этаже в главных резиденциях короля. Во время правления Людовика XIV гораздо больше в ходу будет термин «совет министров» — вполне удачное выражение, так как только его члены имеют право stricto sensu (в строгом смысле) на звание министра.
Такой тип совета существовал всегда, и регентский совет, рекомендованный Людовиком XIII, ему соответствовал. В совете долго фигурировали члены королевской семьи, принцы крови, герцоги и пэры, высшие должностные чины, канцлер Франции. Теперь же Людовик умышленно ограничивает доступ в него. Он «забывает» пригласить в совет королеву-мать, Сегье, Ломени де Бриенна. Он и не думает пригласить участвовать в нем Конде или Конти, Лонгвиля или Бофора. Он не хочет, чтоб в нем были герцоги. Даже виконт де Тюренн, который приобщил короля к искусству ведения войны и который продолжает служить ему добрым советчиком, — слишком большой вельможа, чтобы Людовик XIV счел его пригодным для этой роли.
Здесь ему достаточно и трех государственных министров: их назовут триадой. Это — Летелье, Фуке и Лионн. Желательно, с точки зрения короля, чтобы можно было обходиться «в вящих интересах государства и для лучшего соблюдения секретности наименьшим количеством членов совета»{63}. Едва эта позиция короля стала известна, как клан разочарованных — вельможи, вечно недовольные, стали критически высказываться по поводу отсутствия высшей знати в совете (которому поручено было заниматься самыми важными разделами политики: дипломатией, войной, религиозными вопросами, наиважнейшими внутренними проблемами). Полемика обострилась до такой степени, что министров (а они все принадлежали к дворянству мантии) стали обзывать «мещанами». В своих «Мемуарах» король будет оправдываться следующим образом: «Я мог бы, конечно, остановить свой взор на людях, принадлежащих к более высокому сословию, но я не нашел бы среди них людей, которые были бы способнее этих троих»{63}.
Чтобы быть включенным в совет, достаточно было быть отобранным Его Величеством: король ввел туда суперинтенданта Фуке и отстранил канцлера Сегье. Он выдвинул государственного секретаря Летелье и пренебрег его тремя коллегами, даже Бриенном, который пребывал в ранге министра уже год. Он выбрал де Лионна, который вплоть до 1663 года не был государственным секретарем. Правда, Лионн, как и Летелье, состоял в отборной команде, руководимой Мазарини. Этот человек блестяще провел переговоры по заключению Пиренейского соглашения и не имеет себе равных по части дипломатии, вкуса, остроумия и вежливости. «В нем, — уверяет Сент-Эвремон, — сочетаются разные таланты; Лионн проявляет тонкое знание человеческих достоинств и глубокое понимание дел. Я не перестаю удивляться, что этот министр, сумевший привести в полное замешательство политику итальянцев и обмануть бдительность испанцев, привлекший на нашу сторону такое множество немецких принцев и заставивший действовать в наших интересах людей, с трудом двигающихся даже ради собственной выгоды, что этот человек, исключительно искушенный в искусстве переговоров и так глубоко разбирающийся во всех делах, мог еще проявлять, помимо всего этого, огромную деликатность, свойственную самым вышколенным придворным, как в беседе, так и в развлечениях»{92}. Если учесть, что и Летелье не только талантливый администратор, но еще и ловчайший придворный XVII века, что и Фуке, несмотря на свои пороки, равно как и благодаря им, постоянно действует и мыслит как истый дворянин, то станет ясно, что триада короля отнюдь не мещанский клуб, а строго отобранная группа компетентных, любезных, отлично воспитанных государственных мужей.
Распределение дел между ведомствами и советами, как и распределение ответственных сотрудников по разным отделам совета, — король, министры, канцлер постоянно заботятся об установлении связи между правительственными отделами и личным советом, — способствуют нормальному функционированию сложного и еще слабо обкатанного механизма. Если бы Людовик XIV не делал отбор лично и если бы не присутствовал на советах, успех не был бы таким явным и результаты их деятельности не были бы такими долговечными. Правда, король, будучи исключительно осмотрительным, ввел из предосторожности в систему механизма, на скромную пока еще должность, но на важный стратегический пост, преданного человека, которому подозрительный Мазарини доверял больше, чем кому бы то ни было. Этого человека звали Жан-Батист Кольбер, он был лучшим подарком, который умирающий Мазарини сделал королю.
Восьмого марта, накануне кончины Мазарини, Кольбер назначается интендантом финансов. Людовик XIV «ему полностью доверяет»; он говорит, что знает его «как человека старательного, умного и честного»{63}. Бывшему приверженцу кардинала поручается осуществление контроля над использованием государственных средств. Король знает, что он не только следит за казной: он следит, по поручению короля, за суперинтендантом финансов.
Уж и белка
У семьи Фуке был герб со значением: серебряный, с белкой (в просторечии белка называется «фуке»). Герб Кольберов был золотой, с лазурным ужом. Такая геральдика сразу же рождает ассоциации с басенными персонажами. Никола Фуке никогда не скрывал своих амбиций. Они ярко выражены в семейном девизе: «Quo non ascendam?!» («Куда я только не взберусь?!») Ловкая белка удивительно символична. Но маленький грызун не заметил, что за ним следует уж, который проявит в нашей басне большое терпение и хитрость и долго будет скрывать свою ненависть и агрессивность.
Чтобы понять событие, которое произошло в 1661 году, нужно вернуться к временам, наступившим сразу после Фронды{1}. В 1653 году король был абсолютно не сведущим в вопросах финансов. Мазарини, который учит его многому, недостаточно компетентен, чтобы вооружить его необходимыми знаниями в этой области, да и нет у него желания научить крестника слишком хорошо разбираться в деталях финансовой системы. В этой области первостепенную роль играют три личности: Мазарини, Фуке и Кольбер. Последний, интендант кардинала Мазарини, готовится (это его роль) управлять огромным состоянием, которое кардинал восстановил по возвращении из изгнания. Мазарини, который вернулся почти полностью разоренным, оставит после своей смерти 35 000 000 ливров (около двух миллиардов наших теперешних франков), сумму, превышающую кассовую наличность Амстердамского банка{170}. Кольбер знает, что премьер-министр слишком сильно и слишком быстро богатеет, даже если сделать скидку на то, что его услуги огромны. Состояние Мазарини состоит из пяти миллионов в виде кредитных билетов, то есть бумажных «денег», гарантированных налоговыми поступлениями. Но у Кольбера есть все основания держать язык за зубами: кардинал его покровитель; сеиды Мазарини (и Кольбер занимает самую выгодную позицию среди них) тоже сколачивают себе состояние; наконец, Кольбер ждет своего часа. Готовясь к нему, он терпеливо и безжалостно собирает цифры и факты (основы будущих разоблачений) против суперинтенданта финансов Фуке. В 1659 году, после смерти Абеля Сервьена, когда Фуке останется один на своем посту, Кольбер начнет усиленно распространять компрометирующие слухи о министре финансов. Мазарини, который охотно ставил сразу на две разные карты, делал вид, что ничего не замечает. Кардинал действительно чувствует, что здоровье его пошатнулось, он заботится прежде всего о том, чтобы сохранить свое огромное состояние, ему трудно упрекнуть Фуке в том, что тот тоже обогащается, и ему кажется чрезвычайно выгодным оставить все так, как есть.
