Французская армия в Эльзасе получает наконец подкрепление и насчитывает теперь 30 000 человек, но имперцев уже в два раза больше. Однако маршал сохраняет тактическую инициативу в течение всей этой длительной кампании благодаря своей исключительной мобильности, выносливости и натренированности своих солдат. Вот что скажет по этому поводу граф Саксонский в XVIII веке: «Господин де Тюренн всегда имел перевес, располагая войсками, численно намного уступающими силам противника, ибо он обладал талантом искусно ими управлять и всегда умел занять позиции, которые не давали возможности его атаковать и одновременно позволяли ему держаться в непосредственной близости от противника»^{95}. Пока же виконт держит упорно Эльзас в поле зрения. Он делает вид, что покидает эту провинцию, чтобы провести зиму в Лотарингии. Он переходит через Вогезы с востока на запад (30 ноября), делая вид, что дает возможность имперцам, герцогу Лотарингскому и бранденбуржцам спокойно расположиться между Эрпггейном и Зундгау, что они и делают, забыв о предосторожности. В разгар зимы во главе «самой дисциплинированной и самой неутомимой» во всей Европе инфантерии^{95} он всего лишь за двадцать семь дней достигает Бельфорского ущелья, наносит сокрушительный удар имперской кавалерии в Мюлузе (29 декабря), беря в плен целые полки, и наконец вступает в бой с Великим курфюрстом в Тюркгейме, недалеко от Кольмара (5 января 1675 г.). Вот что скажет — довольно точно — по этому поводу Клаузевиц: господин де Тюренн «не так застиг врасплох войска противника, как угадал их планы»^{159}. Но он настолько деморализовал вражеских военачальников, что они переправились обратно через Рейн менее чем за десять дней, решив перезимовать на территории Священной Римской империи.

«Что вы скажете о наших замечательных успехах, — пишет 20 января маркиза де Севинье господину де Бюсси, — об искуснейшем маневре господина де Тюренна, который заставил наших врагов отойти за Рейн? Такой конец кампании позволяет нам насладиться покоем и дает возможность двору предаться удовольствиям»^{96}. Победитель при Тюркгейме был, кстати, приглашен ко двору, чтобы воспользоваться заслуженным отдыхом, принять поздравления короля и выслушать его новые распоряжения. Маршал подумывает о том, чтобы уйти в отставку на вершине своей славы, или, если хотите, прежде чем его личная война против маркиза де Лувуа приведет к созданию для него условий, при которых он не сможет автономно командовать армией. Но Людовик XIV придерживается другого мнения на этот счет. Он снова посылает его 11 мая в Рейнскую армию, считая его единственным командующим, способным успешно противостоять Монтекукколи, вновь назначенному генералиссимусом. В результате произойдет то, что специалисты в области стратегии — кавалер де Фоляр, маршал Саксонский, Фридрих II, Наполеон, Клаузевиц — будут рассматривать как высочайший образец военного искусства.

Эта схватка была прекрасней (считает Фоляр), чем все схватки, о которых писали в античности. Виконт де Тюренн и граф де Монтекукколи слывут лучшими тактиками своего времени (яростные атаки Конде не бывают так хорошо продуманы и не так четко проводятся по правилам военной науки). Оба одинаково великодушны (оба взывают, каждый со своей стороны, к «Богу армий»^{76} перед битвой^{107}), оба проявляют хорошее знание местности, одинаковую заботу о своих людях. «Оба возвели войну в искусство»^{112}. Господин де Тюренн собирает свои войска в Шлепггадте. 27 мая он разбивает лагерь всего лишь в одном лье от Страсбурга, чтобы оказать психологическое воздействие на этот город, на нейтралитет которого не очень-то можно рассчитывать. Выслушав доклад о движении имперцев, он переправляется через реку в Келе. Сложные маневры продолжаются в течение двух месяцев. Монтекукколи ускользает. Тюренн его преследует. Когда же фельдмаршал подходит с превосходящими силами, и в более благоприятной для него обстановке, Тюренн, в свою очередь, ловко ретируется. Марши, контрмарши чередуются, но всегда в разных вариантах. Французской армии приходится компенсировать свою малочисленность большей маневренностью, обеспечивающейся исключительной решительностью ее командующего и отменной дисциплинированностью закаленных в боях ее солдат.

И наконец, виконту де Тюренну показалось, что наступил удобный момент, чтобы атаковать имперцев у Сасбаха (27 июня), как вдруг во время разведки боем, проведенной с участием артиллеристов, его сражает вражеское ядро. Герцог де Лорж, его племянник, отводит армию за Рейн на исходные позиции, а Людовик XIV срочно направляет Конде на место сражения, чтобы остановить продвижение Монтекукколи в Эльзасе, который снова занимают вражеские войска (август — сентябрь 1675 года). Успешно выполнив задание, Конде удаляется в свой замок Шантийи. Граф де Монтекукколи также принимает решение распрощаться с армией, «заявив, что человек, который имел честь сражаться против Мехмера Кёпрюлю, против принца Конде и господина де Тюренна, не должен рисковать славой в сражениях с новичками в деле руководства армиями»^{258}. Вот так, в один и тот же год, сошли со сцены три искуснейших военачальника. Но смерть де Тюренна, которая была серьезнейшей утратой, оплакиваемой всем народом, послужит впоследствии росту национального самосознания. Эрнест Лависс упрекнет Людовика XIV в том, что он оплакивал смерть своего кузена в узком кругу, так как мадам де Севинье упрекнет двор в том, что он слишком быстро забыл о «гибели своего героя». По пути следования тела маршала, перевозимого с берегов Рейна в Париж, собирались толпы скорбящих людей. «У гроба прославленного героя, — пишет мадам де Севинье, — раздаются всхлипывания, крики, создается давка, формируются процессии — все это вынуждало двигаться по ночам»^{96}. Людовик XIV пожелал, чтобы виконт де Тюренн был похоронен в церкви Сен-Дени, там же, где Карл Мартелл и Бертран Дюгеклен. Более того, было принято решение, что тело маршала обретет последнюю обитель в новой часовне, предназначенной для Бурбонов.

В церкви Сент-Эсташ 10 января 1676 года Флешье произносит надгробное слово при погребении «высокого и могущественного принца Анри де Латур д'Овернь, виконта де Тюренна, главного маршала королевских армий, генерал-полковника легкой кавалерии, губернатора Верхнего и Нижнего Лимузена». Парижане, столпившиеся в храме, а потом и многие поколения школьников, будут слушать с благоговейным вниманием и даже учить наизусть панегирик, прославляющий «воина, христианина, слугу короля и верного защитника Франции», «человека, который донес славу своей нации до края земли» и единственным стимулом которого были желание прославить короля, стремление к миру и забота об общественном благе в ожидании дня, когда ему придет время «почить в славе»^{39}.

Некоторые историки писали, что после смерти Тюренна и ухода Конде Людовик XIV сделал большую ошибку, отказавшись от маневренной войны. Это было не так. Они, видимо, забыли о великих услугах, оказанных герцогом Люксембургским, учеником, а потом и соперником Конде. Они закрывали глаза на тот факт, что оба королевства — бурбонские Франция и Испания — обязаны своим спасением в 1709 и 1712 годах только двум полководцам, которые придерживались наступательной тактики: герцогу Ванд омскому и маршалу де Виллару. Оба были учениками де Тюренна.

Начиная с лета 1674 года Людовик XIV делает попытки заключить приемлемый мир. Ему представляется, что оранжистский пыл голландцев поубавился и что амстердамские буржуа теперь не прочь вернуться к временам безмятежной торговли. Но скромные попытки короля Франции наталкиваются на решительные отказы статхаудера, озабоченного больше всего «своей славой и своими выгодами» и постоянно думающего о том, чтобы «обеспечить себе хорошую репутацию»^{21}. Жаль, что Фенелон не задумался серьезно над этим вопросом: вместо того чтобы разоблачать империализм своего короля, он, может быть, понял бы тогда, что злые помыслы, честолюбие и чванство исходили из дома Оранских. Такое уточнение тем более необходимо, что, несмотря на продолжительность конфликта и большое количество его участников, Франция представляла тогда внушительную силу и ее миролюбивые предложения нисколько не были продиктованы страхом или неуверенностью в успехе.