Даже в описаниях Сен-Симона, который критически относится к карнавальным затратам, и в описаниях Мадам, которая не любит эти места, сквозит, по крайней мере, скрытое восхищение новым творением короля. Король сюда приезжает на отдых раз десять в году (независимо от многочисленных кратковременных пребываний на один день с целью прогулки) и приглашает от пятидесяти до шестидесяти персон, тщательно отобранных. В «протоколе» от августа 1685 года записано: «Пребывание в Марли сначала намечалось с понедельника до четверга, затем со вторника до пятницы и со среды до субботы с неодинаковыми интервалами»^{242}. Королевская семья считается постоянным гостем. Многие оффисье королевского дома тоже включены в список приглашенных. Высшие должностные лица короны, начальники ведомств, личный врач короля, чтецы, Жан Расин, историограф и комнатный дворянин короля, числятся среди привилегированных приглашенных. В целом не так много мест остается для придворных дам и их супругов.

Охота, а также игры вне замка (крутящееся колесо, портик, «дыра-мадам» — когда бросают шары в дыры или бороздки, на которых стоят отметки «проигрыш» или «выигрыш»^{42}) игра в шары — обычные развлечения. Игра в шары — это скорее спорт, чем обычная игра, спорт, который был по душе Монсеньору, неутомимому любителю подвигов. В замке играют в брелан или в бильярд. Праздники, театр, опера, лотереи, балы превращают Марли в самое увеселительное место.

Король открывает часто бал, праздник или подает сигнал для начала игр, а затем удаляется, чтобы принять нужного человека, поработать с министром, перечитать депешу, обдумать какой-нибудь план. Единственное развлечение, от которого он никогда не отказывается, — это пребывание на свежем воздухе. Людовик XIV наблюдает за насаждениями парка, проверяет состояние партеров, приглашает осмотреть свое красивое владение. В апреле 1709 года Данжо делает следующую запись: «Четверг, 18, в Марли. — Король погулял в своих садах. Мадам де Ментенон сидела в переносном кресле рядом с маленькой повозкой короля, а в другой повозке были принцесса д'Аркур, мадам де Кейлюс[79] и мадам Демаре, которая впервые приехала в Марли»^{26}. В следующем ноябре те же почести были оказаны Баварскому курфюрсту. «День не был удачным, был сильный туман, и плохо были видны Сена и окрестности, а вид на окрестные дали составлял одну из больших привлекательностей Марли; однако король, взяв манто, сопровождал курфюрста пешком до самого края террасы, откуда можно было видеть фонтаны, бьющие в нижних садах. Откуда, повернув влево, Людовик XIV ему показал все прелести боскета Марли вплоть до фонтана Дианы, и, пройдя еще немного пешком, что повергло в страх его слуг, которые опасались, как бы у него не разыгралась подагра, он наконец приказал подать коляску на две персоны, которую когда-то велел сделать, чтобы в ней прогуливаться с герцогиней Бургундской, как он об этом сказал курфюрсту, и, сев в нее первым, пригласил курфюрста сесть с ним рядом; курфюрст некоторое время не решался, но в конце концов король настоял на своем и повез его к фонтану «Эперон», который возвышался над великолепной водопойной чашей, куда стекаются воды Марли; оттуда он повернул в сторону сада и здесь показал ему красоту этого боскета, затем, выехав на аллею каскада, слез с коляски и пошел пешком с курфюрстом к фонтану «Эперон», самому красивому в Европе. Оттуда он его повел к бассейну с карпами, затем они вместе вернулись через те же ворота, из которых вышли»^{97}.

Мадам де Ментенон не любит Марли (а что она вообще когдалибо любила?). Но ее царственный супруг сохраняет до конца своих дней особо нежное чувство к этому изящному жилищу. Придворные это понимают и наслаждаются редким удовольствием пребывания в этом красивом дворце, радующем глаз. Считается, что здесь церемониал отменен. Но это вовсе не так. А кто может сказать, где в подобном случае проходит граница между реальностью и мечтой?

В XIX веке появилась мода по-разному делить на две части период правления Людовика Великого: до и после фистулы; до и после отмены (1685) Нантского эдикта; до и после привлечения всего двора к соблюдению религиозных обрядов (1684); до и после тайного бракосочетания (1683); а в сравнительно недавнем труде, в котором «обращение» короля было отнесено к самому разгару «дела об отравителях», подразумевалось, судя по всему, что царствование Людовика XIV делится на другие две части: до и после его возвращения к упорядоченной личной жизни (1681)^{207}.

Однако это знаменитое царствование не может рассматриваться, вероятно, в бинарном плане. К тому же «моральное обращение» короля необязательно должно быть воспринято как возврат к своей вере. И это по той простой причине, что душой и сердцем он всегда оставался верен ей. «Он верил, как угольщик», — ответит кардинал Флери на вопрос Вольтера^{112}. «Он буквально ничего не знал о том, чем одна религия отличается от другой, — напишет Мадам Елизавета-Шарлотта Пфальцская в 1719 году. — Духовник говорил ему: тот, кто не католик, — еретик и проклят. И он этому верил, не стараясь глубоко вникнуть в суть вещей»^{87}. Иными словами, невестка Людовика XIV упрекает его в том, что он отвергает протестантский принцип свободы совести. Иронизируя по поводу доверия, которое король оказывает своему духовнику, она невольно зачисляет его в разряд «зашоренных католиков»: ибо никто в XVII веке, за исключением маленькой группки «вольнодумцев», не ставит на одну доску Рим и Женеву, а тем более разные религии. Конечно, Мадам — которая, несмотря на полную свободу, широту своих религиозных суждений, остается верна Библии — обвиняет в своих письмах короля в том, что он не знаком со Словом Божиим: «Покойный король был полным профаном в вопросах Священного Писания». Или еще: «Никогда в жизни он не читал Библию». Она всего лишь подчеркивает разницу между двумя христианскими конфессиями. В самом деле, если Людовик XIV читал только Евангелие и Псалтырь, то это не значит, что он не был знаком с содержанием Священного Писания.

Король — типичный представитель своего народа и своего века. Каков средний католик (даже из набожных) периода Контрреформы, таков и король. То, во что он верит, содержится и в читаемой им ежедневно молитве «Отче наш», и в «Символе веры», произносимом во время ежедневной службы, в молитве «Исповедуюсь», предшествующей его исповеди, в священных песнях и мотетах, которые сочиняет и исполняет для него его капелла, в гимнах, которые поются на многочисленных церемониях, где он присутствует (на молебнах благодарения Господу, на торжественных службах, на молебнах во время бедствий, во время поклонения Святым Дарам, на вечерних службах). Когда у него возникают сомнения в отношении определенного пункта католической доктрины, он обращается за разъяснениями к своему духовнику, к какому-нибудь прелату или к священникам придворной церкви. Он размышляет над Словом Божиим, как подобает доброму католику, руководствуясь проповедями, которые ему читаются в течение всей его жизни.