Слово «апартаменты», понимаемое в смысле королевского приема, является неологизмом: оно появляется незадолго до 1674 года, в первый год, когда двор пребывает больше в Версале, чем в Сен-Жермене. «В эти последние годы говорили, — пишет Фюретъер, — что был день апартаментов короля, имея в виду различные праздники, на которых король несколько дней подряд угощал двор в своих роскошно меблированных, ярко освещенных апартаментах, где играла музыка, устраивались балы, легкие ужины, игры и другие замечательные развлечения»{42}. После окончательного обустройства в Версале Его Величество принимает по вторникам, четвергам и субботам. В эти дни салоны Людовика XIV открывались в семь часов вечера. Король, страстный любитель бильярда, часто играл до девяти вечера, его партнерами были друзья — герцог Вандомский, обер-шталмейстер Луи Лотарингский, граф д'Арманьяк, герцог де Грамон, следует упомянуть еще Мишеля Шамийяра, советника парламента, который был одним из лучших игроков королевства. Окончив игру на бильярде, король шел к маркизе де Ментенон и оставался там до ужина, после которого начинался бал. Ибо Людовик XIV, не в пример своему прадеду Филиппу II, если и отдавал приоритет государственным делам, не превращал свой двор в ханжеское сообщество врагов веселья. Здесь часто играют по-крупному; любители театра смотрят прекрасные спектакли; часто устраиваются маскарады. Как многие простые и полезные изобретения, эти версальские приемы кажутся сегодня совсем обычным делом. Мы теперь и представить себе не можем, как все было удивительно, восхитительно организовано. Эти приемы были запечатлены в «Истории царствования в мемуарах». Будет отчеканена медаль с датой на ней, 1683 год, и с надписью: Comitas et magnificentia principis (Приветливость и щедрость короля… Дворец короля открыт для развлечений подданных). Комментарий, составленный «малой академией», подчеркивает нововведение: «Король, чтобы увеличить число развлечений двора, пожелал держать свои апартаменты открытыми в некоторые дни недели. Существуют большие залы для танцев, для игр, для музыки. Есть и другие залы, где можно пить, сколько твоей душе угодно, прохладительные напитки, но особенно здесь поражает — само присутствие Великого короля и доброго хозяина».
В этом дворце, где много росписей с символическими и мифологическими сюжетами, академия и ее гравер предусмотрели высокое покровительство: одна муза занята концертами, Помона заботится о напитках, «Меркурий возглавляет игры»{71}. На самом деле здесь радушно принимает король с помощью своих близких; но в этом нужно видеть не только развлечение, хотя ему нравится сыграть партию с маркизом Данжо, но еще исполнение своего королевского долга и заботу об интересах государства. Королевское представительство для Людовика XIV является на самом деле службой. В 1686 году (когда у короля открылся свищ) Людовик XIV поддерживает введенный обычай, и эта поддержка может сравниться с настоящим героизмом. Однажды, когда он терпел дольше, чем обычно, пытки хирургов, супруга Монсеньора со слезами на глазах просила отменить «прием в апартаментах» в этот вечер, говоря, что она не сможет танцевать, думая о состоянии, в котором он находится. Король твердо ответил: «Мадам, я хочу, чтобы этот прием состоялся и чтобы вы на этом приеме танцевали. Мы ведь не частные лица, мы полностью принадлежим обществу. Идите и делайте все, что надо, и будьте обходительны»{97}. И он обязал супругу маршала де Рошфора наблюдать за своей невесткой в течение всего вечера.
В дни, когда не было приема в апартаментах, Людовик XIV проводил начало вечера, от восьми до десяти часов, у мадам де Ментенон. Затем он покидал свою тайную супругу и «шел ужинать к супруге Монсеньора». Оттуда он отправлялся к мадам де Монтеспан, все еще следуя жестокой тактике ухаживания за несколькими фаворитками; на самом деле он видел в этой тактике некоторую гарантию соблюдения тайны. В полночь король уходил в свои апартаменты к началу церемониала отхода ко сну. «Совершение туалета перед сном, — пишет маркиз де Данжо, — длилось от полуночи до половины первого, самое позднее оно заканчивалось в час ночи».
Людовик XIV начинает и кончает свой день молитвой (и никогда не пропускает мессу в час дня), уделяет своим религиозным обязанностям подчеркнуто первостепенное значение; в его повседневной жизни, так же как и в жизни бенедиктинских аббатств, удачно сочетаются духовность, физический и интеллектуальный труд. Интеллектуальный труд часто смешивается с государственными делами.
Но было бы неправильно считать, что политическая область ограничивается заседаниями совета, работой «в связке», министерскими или дипломатическими аудиенциями. Соблюдение церемониала (вставание, посещение церкви, «трапеза короля в присутствии приглашенных», отход ко сну) неотделимо для Людовика XIV от заботы о государстве и государственных обязанностей; и мы уже знаем, что король по этой причине устраивал приемы три раза в неделю. И тут и там надо было наблюдать за знатью, поощрять ее, выказывать благодарность, разговаривать с ней, поддерживать ее рвение, создавать соревнование. Король здесь каждый день, завоевывает верность, двор приобретает престижность, а тот, кто верно служит, добивается милости.
Впрочем, участие дам — они сопровождают Его Величество во время прогулок, только лишь дамы внесены в списки лиц, вхожих в Марли, они будут создавать салон мадам де Ментенон, когда милость, проявленная к ней, станет еще более явной, — придаст Версальскому двору, несколько чопорному, старающемуся проповедовать строгую мораль, некоторый элемент необычайной галантности, которую мужчины, предоставленные самим себе, легко теряют. В этом дворце, где уже с 1683 года нет больше королевы, королю кажется целесообразным временно поддерживать тройное женское главенство. Супруга Монсеньора, мадам де Ментенон и некоторое время маркиза де Монтеспан разделяют между собой эти роли.
Бегство в Марли
Какое же это удивительное зрелище, когда видишь Великого короля, убегающего от парижского скопления народа в свое версальское убежище, а затем сбегающего от версальской толпы в новое уединенное место — в Марли! Странное зрелище, предстающее как в сновидении. В самом деле, где-то за лжелогикой — логикой поиска личной жизни — как бы за алогичным едва скрываются сон и фантастика. Если бы Версаль оставался таким же замком, каким он был в 1664 году, Марли был бы ненужным. Строя и украшая новый дворец, большие пристройки — крылья дворца, площадь перед дворцом, — можно было подумать, что Людовик XIV, верный видению «Волшебного острова», забывает о неудобствах увеличенного до огромных размеров жилища. Он хотел, чтобы очень много народу принимало участие в его версальском счастье; и, поступая так, он навредил собственному счастью. Во второй раз он желает убежать от придворной толпы, укрыться в Марли, созданном по таким же меркам, как и первый Версаль. Но он вскорё должен будет противостоять соблазну поделиться с другими счастьем, о котором он мечтал, которое вновь осуществилось, которого он так жаждал и которое было таким хрупким.
Марли построен между 1679 и 1686 годами под руководством Мансара, Ленотр был привлечен к разработке общего плана. Как и в Версале, королю пришлось насиловать природу, изменить рельеф, осушить местность и оздоровить ее. Это не замок, а «маленький загородный дом», называемый «королевским павильоном», окруженный двенадцатью павильонами, построенными для приглашенных, «павильонами вельмож». Марли был задуман как мифологический ансамбль: жилище Его Величества помещено в центре, как солнце, и посвящено Юпитеру, павильоны-сателлиты — Сатурну, Аполлону, Меркурию, Диане, Минерве и другим богам и аллегориям из басен.
Эти постройки, кажется, были задуманы для праздников и развлечений, карнавалы были здесь в большой моде. Карнавал 1700 года — самый блестящий, с семью маскарадами, один из которых назывался «Король Китая». Филидоры написали для этого карнавала музыку; у герцогини Бургундской был костюм Флоры, у принцессы де Конти — костюм амазонки, а герцогиня Шартрская (супруга будущего регента) была одета как султанша.
