Кольбер, стараясь подкупить короля и сохранить доверие, которое тот ему оказывает, берет на себя обязательство определять и исчислять прямой налог, особенно талью, максимально увеличивать косвенные доходы (от добровольных налогов, взимаемых с богачей), то есть соглашается как бы заниматься «гроссбухом». После этого он уже не боится навязать, в свою очередь, сборщикам налогов более строгие условия, чем в далеком прошлом и даже еще совсем недавно. В период с 1661 по 1666 год министр продолжает проводить политику (начатую Фуке) уменьшения личной тальи (сюда входят налоги разночинцев, налоги Северной Франции и провинций прямого управления), но даже потом он заставляет интендантов следить за тем, чтобы распределение велось сравнительно справедливо и чтобы была обеспечена защита малоимущих налогоплательщиков. Таким образом, сборщики финансов, сборщики тальи, оффисье «элекций», казначеи Франции, все оффисье короля Франции, а также сообщества жителей и крестьянские коллекторы тальи оказываются под опекой.

Что же касается доходов откупщиков, здесь важно, чтобы королевские финансы не очень сильно зависели от подрядчиков и субподрядчиков. Генеральный контролер, энергично поддерживаемый королем, старается заключить с откупщиками хорошо продуманные договоры: обе стороны должны не только извлечь из них выгоду, но заботиться и о том, чтобы налог не был бы непомерным. С 1661 года до начала войны с Голландией (1672) государственное имущество — еще совсем недавно сильно разоренное — было в большой степени восстановлено. Многие лица, воспользовавшиеся предыдущими отчуждениями, получили свои деньги обратно или, наоборот, были вынуждены сделать доплату. Общая аренда государственного имущества приносит государству 1 160 000 франков в 1666 году, 4 100 000 — в 1676 году, 5 540 000 — в 1681 году^{251}. Правда, начиная с 1674 года, когда снова пришлось прибегнуть к крайним средствам, начинается новое разбазаривание государственного имущества (но в этом, 1674 году производится и весьма выгодная сдача на откуп табачной монополии). Налог на соль, или габель, налог на продукты, пошлины и городская ввозная пошлина, все налоги на потребление взимаются через посредство откупщиков и частных лиц. Это не мешает государству прибегать, когда война затягивается и казна пустеет, к чрезвычайным мерам. Эти средства могут быть следующими: продажа новых должностей, удвоение числа тех, которые уже существуют, девальвация рент городской Ратуши, уменьшение веса золотых монет… Ибо Кольбер, считавшийся довольно хорошим управляющим делами короля, большим другом флота и армии, не мог совсем уж не тратить деньги, не утверждал, что творит чудеса и действует только по законным финансовым правилам в ущерб эффективности. Он проявляет себя до конца, и все больше и больше как эмпирик. Когда Кольбер создал в 1674 году и окончательно оформил в 1676 году «кредитную кассу», обязывая откупщиков ссужать населению деньги под 5%, он всего лишь добавил к длинному списку чрезвычайных мер еще одно крайнее средство^{251}. Финансисты сохраняют слишком большое влияние.

Но несмотря на это, Кольберу удалось обеспечить королю и государству большую свободу действий.

Реформы в области правосудия и финансов не что иное, с точки зрения генерального контролера и министра короля, как своего рода расчистка территории. Кольбер, которого описывают всегда как человека, придающего большое значение мелочам, демонстрирует широкое видение общей политики и сообразует свои действия с неким «большим проектом», который мало чем отличается от проекта Ришелье. Министр, которого историки постоянно упрекают в излишнем картезианстве, часто обнаруживает склонность к мечтаниям. Он гораздо менее буржуазен, чем можно предположить, глядя на его внешность, он обладает широким кругозором, что лучше всего объясняет его тесное сотрудничество с королем.

В 1664 году, накануне открытия недолговечного королевского совета торговли, Кольбер лучше всего выразил себя в одном из трудов, создав почти доктрину. Своими сочинениями, уже четкими и ясными в 1659 году, и практическими делами Кольбер помогает понять, дополнить и объяснить детально теоретическую программу, предложенную королю и представленную им в совете. Кольбер излагает свою теоретическую программу, отталкиваясь от общих положений и переходя к частным выводам. Это гамма по нисходящей. Чтобы осуществить программу на практике, достаточно, следовательно, теоретически вновь воспользоваться этой гаммой по восходящей.

Как и король и как все государственные люди его века, Кольбер возводит в аксиому конечную цель национальной политики: «Слава короля и благополучие государства»^{236}. Слава эта не может быть однозначной, но она основывается в первую очередь на успехах оружия. Однако ничто так дорого не стоит, как содержание постоянной и современной армии. (До сих пор в таком духе высказывался только Летелье де Лувуа.) Военные расходы заставляют сильно повышать налоги. Продуктивный налог немыслим без обогащения большинства населения. Поэтому министр озабочен в первую очередь не тем, чтоб убить курицу, несущую золотые яйца, то есть разорить подданных королевства, а, наоборот, тем, чтоб способствовать развитию общего процесса обогащения. Он ничего нового не придумывает в этой области. Подобно господину Журдену, который говорил прозой, не подозревая об этом, экономисты и политики XVII века упрямо придерживаются меркантилистского катехизиса, не стараясь выискать что-либо оригинальное. Отличительные черты политики Кольбера — это чистый национализм в области теории и проявление мощнейшей энергии (за отсутствием строгой последовательности) в сфере применения.

Советник Людовика XIV измеряет богатство страны по общему объему ее запасов ценных металлов. Но в недрах Франции нет ни золота, ни серебра (и, следовательно, ей ничего не остается, как воспользоваться, через посредничество хорошо осведомленных негоциантов, поступлениями американского металла в испанские порты). Итак, Франция должна зорко следить за сохранением своего запаса металлических монет и увеличивать его.

Этого можно добиться лишь при условии положительного торгового баланса. Подобный подход — всего лишь простое изложение правил верного управления финансами. И нечего по этому поводу улыбаться, так же как и по поводу «пессимизма» Кольбера, который воображает, что объем денег, находящихся в обращении в мире, стабилен. Кто возьмется утверждать, что в те времена он не был стабильным? Люди того времени не знали, какого уровня достигают каждый год поступления из Испанской Америки; а мы знаем, что большая часть серебра и золота попросту оседала — трудно даже сказать: вкладывалась — в казне и в первую очередь в сокровищницах Церкви.

Чтобы сделать позитивным коммерческий баланс королевства и воспротивиться утечке наших денег, следует положить конец покупкам мануфактурных изделий за границей — преимущественно предметов роскоши, поступающих из Италии или из Фландрии. Импорт будет сведен в основном к покупке сырья. Будет сделана попытка заменить некоторые покупки бартерными сделками. И напротив, все должно быть предпринято, чтобы развить наш экспорт, но это простое предложение требует проведения в жизнь общенациональной экономической политики, не зависящей от одного правительства и предполагающей решительное сотрудничество подданных Его Величества.

Король и Кольбер приложат все силы, чтобы способствовать этому, развивая сеть дорог, снижая чрезмерные транзитные платы, поощряя развитие водного транспорта (Южный канал прославит период правления Людовика XIV); и надо еще, чтобы французы приобщились к этому общественно-полезному делу. Однако Кольбер упрекает своих соотечественников в лени в широком смысле этого слова, у просвещенных людей нет, считает он, серьезного призвания, купцы уходят на покой в расцвете лет, праздные рантье подают плохой пример. Погоня за платными должностями — поистине национальное зло — отвлекает от торговли тысячи жителей королевства. Не будем даже говорить о предрассудке, по которому занятие «презренной» деятельностью влечет за собой исключение дворян из привилегированного сословия. И напрасно, или почти напрасно, ордонанс Кольбера от 1669 года и эдикт, составленный в духе Кольбера, от 1701 года будут повторять, что крупная коммерция нисколько не принижает дворянское достоинство, — никогда французская аристократия не согласится подражать в этом деле британскому джентри. Рядом с этими пороками структуры другие причины отставания королевства — задолженность городов, пиратство, отсутствие интереса к торговле с островами — кажутся почти второстепенными.