Третьего августа Марс дарит победу уже не королю, который находится в это время в пути по дороге в Версаль, а его верному маршалу, герцогу Люксембургскому. Речь идет о Стенкерке, где произошла настоящая битва народов: Вильгельм Оранский командовал армией, в которой сражались бок о бок испанцы, англичане, голландцы и немцы. Битва длилась с половины десятого утра до половины первого дня. Она была жестокой. В ней принимала участие только пехота, так как местность была непригодна для кавалерийских атак. В битве произошел перевес в нашу сторону, когда французы, возглавляемые принцами крови, со шпагами наголо ринулись в атаку на врагов{71}, опрокидывая все на своем пути, рубя и кроша пехоту неприятеля. Новость об этой победе дошла до Версаля 4-го в 10 часов вечера. Двор узнал, что маршал Люксембургский взял в плен 1200 солдат, захватил 10 вражеских пушек и оставил на поле боя 8000 солдат врага убитыми. «Это важная новость очень обрадовала короля»{97}. Он заказал молебен в домовой церкви Версальского замка.
На самом же деле битва не была решающей, и Вильгельму III удалось отступить в полном порядке; но моральный эффект был огромным. Герцог Люксембургский был в день битвы болен, но, превозмогая плохое самочувствие, продолжал отдавать приказы; особенное восхищение вызвала славная атака, возглавленная кузенами Его Величества. «Победа, одержанная благодаря доблести всех этих юных принцев и всего цвета дворянства Франции, произвела при дворе, в Париже и в провинции эффект, которого не производило еще ни одно выигранное сражение. Герцога Люксембургского, принца де Конти, герцога Ванд омского и все их окружение по возвращении с фронта встречают толпы людей, выстроившиеся по краям дороги. Возгласами приветствий они выражали свою радость, доходя до исступления. Все женщины старались привлечь внимание героев. Мужчины носили в те времена кружевные галстуки, которые надевались с большим трудом, и на это тратилось немало времени; принцы, которым пришлось одеваться на скорую руку перед боем, небрежно накинули эти галстуки на шею; с тех пор женщины стали носить таким образом украшения; их стали называть «стенкерками». «Все новые драгоценные изделия изготовлялись по этой модели»{112}. Захваченный духом соревнования, маршал де Лорж разбивает 17 сентября принца Карла Вюртембергского при Пфорцгейме.
В анналах нашей военной истории 1693 год занимает еще более почетное место. 27 марта король присваивает маршальское звание семи военным начальникам, в том числе Буффлеру, Турвилю и Катинй; 10 мая он создает знаменитую Красную орденскую ленту, королевский военный орден Святого Людовика для награждения за воинскую доблесть. Ответом военных на эти знаки отличия были одержанные победы: Турвилем при Лагуше (27 июня), герцогом Люксембургским при Неервиндене (29 июля), Катинй при Марсале (4 октября). При Неервиндене маршалу Люксембургскому противостоял принц Вильгельм Оранский. Битва разыгрывается в нескольких лье от Брюсселя. Бьются с ожесточением. Атаки следуют за атаками, контратаки за штурмами. Герцог Люксембургский, принц де Конти, герцог Шартрский (будущий регент) не боятся подвергать себя риску, лично бросаются в атаку по многу раз. Как и при Стенкерке, исход боя долго остается неясным; но, как и при Стенкерке, furia francese (ярость французская), в конце концов, приносит нам победу. «Не было более смертоносных дней, — пишет Вольтер. — На поле боя осталось более 20 000 воинов: 12 000 со стороны союзников и 8000 солдат со стороны французов. По этому поводу говорили, что «пришлось отслужить больше панихид, чем молебнов». Клаузевиц считает, что в битве при Неервиндене, после Флерюса и после Стенкерке, герцог Люксембургский, отказавшись от старых методов ведения войны, заявил о себе как о «большом полководце»{159}. При дворе, по свидетельству Расина, «король и его министры ликовали от радости, что был совершен такой великий подвиг»{90}. 4 октября того же года маршал де Катинй оправдал свое новое звание, одержав победу при Марсале над Виктором-Амедеем Савойским, и заслуга его в этом тем более значительна, что ему пришлось сражаться не только с разными другими генералами, но и с юным и талантливым Евгением Савойским (сыном графа де Суассона и Олимпии Манчини).
По традиции авторы, как бы истощившись после описания многочисленных атак и не выдерживая больше тяжести победных лавровых венков, чтобы передохнуть, начинают философствовать на тему войны и на близкие к ней темы. Они подчеркивают неэффективность сражений в сомкнутом боевом порядке. Даже те из них, которые представляются решающими в тактическом отношении, в стратегическом плане оказываются малозначительными. Подобные рассуждения не лишены основания. С той лишь оговоркой, что те же самые книги в какой-нибудь соседней главе осуждают осадную войну, объявляют ее бессмысленной, нужной лишь для того, чтобы польстить самолюбию монарха. Если осада городов — занятие не стоящее, если сражения в чистом поле не имеют большого смысла, как еще могут сражающиеся, и в частности Людовик XIV, вести войну? Такой подход в общем-то наивен и благороден одновременно. Историк, спокойно сидящий в своем кабинете, начинает постепенно понимать, что война — это жестокая вещь, что пушки и мушкеты убивают и что даже самые великие полководцы бывают выбитыми из привычной колеи какими-нибудь особыми происшествиями. Война, возможно, тайно подчиняется некой органической эволюции: не всегда ее определяют сражения, но и время, и соотношение моральных сил, и самые разные параметры, которые необязательно выражаются в батальонах, эскадронах, количестве убитых, раненых и пленных.
Эту закономерность — в какой-то степени толстовскую — предугадывает или предчувствует такая личность, как Вильгельм Оранский, и это позволяет ему стать — несмотря на видимое отсутствие способностей — выдающимся военным предводителем, как Тюренн, герцог Люксембургский, герцог Вандомский, Турвиль и Буффлер. Таким же, каким был и старый король, Людовик XIV перестает командовать своими армиями в 1693 году, а Сен-Симон, который сам ушел в отставку в возрасте двадцати семи лет, его в этом предательски упрекает. Но если учесть, что свою первую кампанию Людовик провел в 1650 году, то он ушел наконец после сорока трех лет ведения войны.
Гибель в огне эскадры в бухте Ла-Уг
Если нельзя серьезно упрекать Людовика XIV в том, что он отошел от командования армией, то он виновен в том, что, дав Франции, впервые в ее истории, самый лучший флот в мире, так неудачно его использовал в период с 1689 по 1692 год. Военно-морской флот — безусловно, весьма престижный инструмент, но он должен быть прежде всего основным стратегическим компонентом. Флот Его Величества является в 1688 году самым большим в мире, самым мощным, технически отлично оснащенным, хорошо подготовленным и закаленным в битвах, он укомплектован отличным командным составом. Он способен — он это доказал и еще докажет — справляться с самыми разными задачами: выполнять полицейские функции в Средиземном море, нейтрализовать испанские галеры, оборонять колонии, нападать на караваны торговых судов, осуществлять функции конвоирования и перевозки войск, участвовать в больших морских сражениях. Нужно ли было перевозить в Ирландию короля Якова II и с ним 1200 человек, чтобы укрепить и укомплектовать командным составом тридцатишеститысячное войско, верное герцогу Тэрконнелу? Это было осуществлено в мае 1689 года морской дивизией, которой командовал старый Габаре. Надо ли было потом эскортировать суда, везущие в ту же Ирландию боеприпасы и существенное подкрепление? Адмирал Шаторено смог сделать это в мае и продержать, помимо этого, взаперти в заливе Бантри 24 корабля адмирала Герберта. Флот короля успешно выполняет разумные приказы. Если Якову II после того, как он вошел 3 апреля в Дублин, не удается навести дисциплину в рядах своих ирландцев, если он терпит из-за этого поражение, вся ответственность за это падает только на него.
