¹ Критик строгой. Этот «критик строгой» — Кюхельбекер, который 12 июня 1824 г. в «Мнемозине» (ч. II, 1824, с. 29–44) опубликовал эссе, громоздко названное «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие», и справедливо критиковал в нем русскую элегию за бесцветную неопределенность, лишенные индивидуальности размышления о прошлом, банальный язык и проч. и цветисто восхвалял (часто напыщенную и приспособленческую) русскую оду как вершину вдохновенного лиризма. Пушкин, сочинивший строфу в январе 1825 г., написал почти тогда же или уже имел к тому времени предисловие для отдельного издания главы Первой (1825). В нем он упоминает все то же эссе — оно взволновало его, потому что язык его элегий, несмотря на их изумительную мелодичность, также оказывался вполне подходящим объектом для критики Кюхельбекера (и в самом деле Кюхельбекер заметил: «Прочитав любую элегию Жуковского, Пушкина или Баратынского, знаешь все»). Более того, Пушкин в рукописном наброске (см.: Сочинения 1949, VII, 40 и 663) отвечает как на июньскую, так и на другую статью того же автора — «Разговор с Ф. В. Булгариным» в октябрьском номере «Мнемозины» (ч. III, 1824), обвиняя Кюхельбекера в том, что он путает восторг (изначальный прорыв творческого импульса) с вдохновением (подлинным вдохновением, хладнокровным и продолжительным, которое «нужно в поэзии, как и в геометрии») и ошибочно утверждает, будто ода (Пиндар, Державин) исключает планирование и «постоянный труд, без коего нет истинно великого».

Вильгельм Кюхельбекер был немецкого происхождения: Wilhelm von Küchelbecker — гласит дарственная надпись, которую сделал Гёте на экземпляре «Вертера», подаренном ему в Веймаре 22 нояб. 1820 г. по новому стилю. Он пережил Пушкина почти на десять лет (1797–1846). Занятный поэт-архаист, слабый драматург, одна из жертв Шиллера, отважный идеалист, героический декабрист, трагическая личность: после 1825 г. Кюхельбекер провел десять лет в заключении в разных крепостях, а остаток дней — в сибирской ссылке. Он был лицейским однокашником Пушкина; «les fameux écrivailleurs» <«эти известные писаки»> — так великий князь Константин связывает их имена в частном письме Федору Опочинину 16 февр. 1826 г. из Варшавы, справляясь о некоем Гурьеве — не учился ли он с ними вместе.

Сведения Бартенева (1852) о дуэли Пушкина с Кюхельбекером в 1818 г.[57] на самом деле необоснованны, хотя существует несколько анекдотов на эту тему; в лучшем случае, это могла быть шутка, сыгранная с Кюхельбекером его циничными друзьями.

Лишь в самом конце исключительно печальной и неудавшейся литературной карьеры, на закате своей жизни, — сначала объект насмешек как для друзей, так и для врагов, потом забытый всеми, больной, слепой, сломленный годами ссылки, — Кюхельбекер создал несколько замечательных стихотворений. Одно из них — блистательный шедевр, творение первоклассного таланта — двадцатистрочное стихотворение «Участь русских поэтов» (написанное в Тобольской губернии в 1845 г.). Цитирую его последние строки:

Пуля убила Пушкина, чернь — Грибоедова.

Трагическая запись в дневнике Кюхельбекера гласит: «Если человек был когда несчастлив, так это я: нет вокруг меня ни одного сердца, к которому я мог бы прижаться с доверенностью» (Акша, сентябрь 1842 г.).

Кюхельбекер, критикуя элегию, привел примеры ее расплывчато-туманного словаря: «мечта», «призрак», «мнится», «чудится», «кажется», «будто бы», «как бы», «нечто», «что-то»:

Суть всего этого Кюхельбекер, по моему наблюдению, заимствовал из второй статьи — их было две — о Байроне, подписанной «R» [это Этьен Беке] в «Journal des débats» (Париж, 23–24 апр. и 1 мая 1821 г.): «Вы можете быть заведомо уверены, что есть непостижимая неопределенность в их облике, неопределенность в их движениях, в их поведении, потому что много неопределенности, тумана в голове поэта».

Ср. описание элегий Ленского в главе Второй, X.

⁶ В отдельном издании глав Четвертой и Пятой напечатано «или» вместо «и».

¹⁴ Пишите оды. Первая ода, написанная русским силлабическим стихом, — «Ода <торжественная> о сдаче города Гданска» (Данциг) Василия Тредиаковского (1703–69), изданная отдельной брошюрой в 1734 г. Это намеренное подражание «Оде на взятие Намюра» (1693) Буало. Тредиаковский, также по стопам Буало, различал две основные разновидности оды, хвалебную и нежную, и защищал лирический беспорядок в одах («красный беспорядок»). Героическая ода была первой формой русского силлабо-тонического стиха, возникшего, начиная с ломоносовской «Оды на взятие Хотина» (написанной в 1739 г., опубл. в 1751 г.), в результате усвоения немецкой просодии и французской строфической формы. Это прекрасная «strophe de dix vers» <«строфа из десяти стихов»> (силлабический эквивалент четырехстопника), созданная Ронсаром (например, первая строфа оды из пятидесяти шести строк, начинающейся «Comme un qui prend une coupe» <«Как тот, кто выпивает чашу»>, сочиненной в 1547 г., опубликованной в начале книги 1-й его «Од» в 1550 г.; кн. 1, № II в «Сочинениях» изд. Коэном) и популяризированная Малербом. Она состоит из «quatrain à rimes croisées» <«четверостишия с перекрестной рифмой»> — abab, и двух трехстиший с рифмами eeciic (порядок женская — мужская рифма иногда меняется на противоположный: babaccedde), a число слогов, не считая женского окончания, может быть семь или восемь. Хороший образец (который, более того, отличается любопытной онегинской интонацией — тон перечисления) — это малербовское «О покушении на Генриха Великого, 19 декабря 1605 г.» (см. «La Poésie de M. de Malherbe», ed. Jacques Lavaud, Paris, 1936–37), строфа XVIII которой звучит так: