ВДОХНОВЕНИЕ От сердца в кровь вошел огонь, И он идет, живой и жесткий, По жилам в бледную ладонь На голубые перекрестки. И вот до кончиков ногтей, Под кольцами и у запястья Я чую звонче и густей Струю пылающего счастья. И как мгновенья хороши Последние перед началом. Когда блестят карандаши Отточенным веселым жалом. Поют беззвучно провода, И я пою — глухонемая, И лишь бумага как слюда Трепещет, звуки принимая. 1931 «Крепчайшие, тончайшие силки…»
Крепчайшие, тончайшие силки Из завитых и золотых волос. Ты знаешь: на открытках голубки Томятся в чаще акварельных роз. И вот они блуждают, осмелев, У плеч твоих на маленьком столе. Клюют с бумаги ангельский посев Поэмы о приснившемся крыле. Воркуют и целуются опять С раскрашенной открытки голубки. Не плачь: опустошенная тетрадь Их завела в крепчайшие силки… Пронзенных душ немало на земле. Но вот любовь воркует со стола — Забудь о человеческом крыле, Любовь людей не ведает крыла… 1934 ЛАНДЫШИ Сквозь влажную тугую прель. Таких беспомощных вначале. Из трубок, свернутых в свирель. Их все овраги выдували. Весна к серебряной красе Слетала первою осою, И ландыши в густой росе Бутоны путали с росою. Но звездный незаметный клюв Под крепнущими шалашами Они поили, развернув Попарно, белыми ковшами. Дрожа в траве, как поплавки, Сгибаясь маленькой лозою. Они вставали на носки И ночью бредили грозою… Чтоб отцветать не на земле. Чтоб задыхаться не в тумане… Но умирали на столе В высоком голубом стакане. 1934 ГРАД Единственных и нужных слов Веселый град летел в ладони, И я смеялась на балконе, Неся домой такой улов… Но за стеклом половики Дышали мертвой синевою, Цвели лазоревой травою Грозе и грому вопреки. Цвели букеты на стене, И слабо тлела позолота… Сюда ли принести извне Сквозняк свежей водоворота? И ветер пел: любви не тронь, Осколки небывалых градин С балконных белых перекладин Стряхни, горячая ладонь! Они в запутанной траве, Не тронув чуждого покоя, Поломанным цветком левкоя Споют о райской синеве… Чтоб, отдышавшись, майский сад, Смешавший вместе град и гравий, Опять смолчал про этот град Перед закрытыми дверями. 1934 «Меч». 1934. № 17–18 ЛЮБОВЬ Это солнечное копье, Ударяя огнем с высот, Надломило сердце мое Осторожно, как свежий сот. Защищаться от счастья — лень. Ты мои стихи перечел, И они открывают день Под окном суматохой пчел. И в густую траву упав, Я прищурясь гляжу и жду, Что мой розовый рой в рукав Возвратится, поняв беду. Под прохладную кисею, Где в руке запевает кровь, Где я злые цветы таю Для небесных моих роев… Но противиться счастью — лень. Счастье летнее без границ… Вот стихи мои льются в тень. Выбирают новых цариц. И забывши в июльский зной Разлинованный свой уют, Темный улей любви земной Населяют и узнают. 1934 «Со всею нежностью припоминать тебя…» Со всею нежностью припоминать тебя, Опять вплотную подходя к апрелю, Кудрявую влюбленность теребя Ночною непокорною куделью. И ближе к свету счастье подносить, И ждать, когда последний в доме ляжет… Она скользит, запутанная нить Из песенной, из вылинявшей пряжи. Поют в руках резные челноки, Поют стихи над мертвыми листами, — Им не белеть наутро у реки Тяжелыми и влажными холстами. В последний раз послушная строкам Любовь журчит и бьется, как живая, Чтоб умереть по темным сундукам, Невиданным приданым истлевая. 1934 «Меч». 1934. № 17 РАССТАВАНИЕ
Распускают вокзалы вязальные петли, И по рельсам расходятся, брызнув, дымки; Ты проходишь по залу в звенящем рассвете И в закинутых жерлах считаешь клубки. Это птицы слетелись на зов отовсюду По железным межам с потревоженных скал, Но в привычном чаду окрыляется чудо И живет, как платок, что в дверях заплескал. Легкий купол клубится и никнет слюдою, И прощанье закинуто к небу пращой, Заалели ладони, летя чередою Перед солнцем, как перед огромной свечой. Ты проходишь по залу, и на циферблате Отраженье твое рубежи перешло, И платки, запрокинувшись, стали крылатей И летят журавлями сквозь сталь и стекло. И с подножки неопытной стаи метанье Ты увидишь, прикинув на вечность маршрут, И узнаешь, что крайняя птица отстанет И назад упадет через створки минут… …Лишь к тебе приобщенная в зове вокзала. Ворох розовых перьев сметя со скамьи, Небывалая нежность бессмертья бежала, Чтоб на сером перроне заплакать с людьми… «Скит». I. 1933 |
