ВЫХОД ИЗ КРУГА 3 Тридцатилетняя Жизнь стала медленней и проще И в очертаниях скупей. Прощайте, голубые рощи Наивной юности моей. И оставляя птичью сеть Для тяжкой рукоятки плуга. Проходит снова жизнь по кругу, Чтобы сгорать — и не сгореть. И на пустынную дорогу, Огнем полуденным паля. Сквозь молчаливые поля Выводит вещую тревогу. Моя душа — остановись! Брось посох и сними котомку. И вот с травы сухой и ломкой Взгляни в сияющую высь. Там неизменно и высоко Путями призрачных орбит Плывут миры через зенит И возвращаются к истоку. Не падай в страхе на пески, Где тень полдневная длиннеет, Когда увидишь, как виски От легкой пыли побелеют. Не бойся и не трепещи В земном, слепом и темном теле С тобой любовь и радость пели. Как пели отроки в пещи… Благослови ж за эту треть Земную, верную подругу И жизнь, идущую по кругу, Чтобы сгорать — и не сгореть. ПОЭМА ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ Глава 1-я Еще был четок шаг времен В те дни под барабан столетий, Еще прозрачный, легкий сон Был тих и кроток на рассвете. Еще играли по утрам Горнисты медленные зори, А ветер у оконных рам Дышал прохладою со взморья. И жизни краткая стезя Вела такою кроткой далью, Что и теперь забыть нельзя, И освященную печалью, И вознесенную мечтой. Ничто не сравниваю с той Прекрасной легкостью житейской. Где было б счастием — дышать… Ах, что теперь могу искать. Здесь, в этой жизни европейской!.. И помню — столько долгих лет Сияли в небе крылья птицы, Еще хранившие от бед Тебя, гвардейская столица!.. …В двенадцать — пушка. И развод У Александровской колонны. И Медный Всадник, опаленный Морозным ветром невских вод. А над торцами площадей На шумных крыльях древней славы Сквозь синь и звон горячих дней Летел, летел орел двуглавый… …Не Петербург, а — Петроград. Так тверже, холодней и строже. Простой Москвы надменный брат, Такой иной и непохожий. На гнили северных болот Дворцов тяжелые громады, На поле Марсовом парады, И синий, зимний, звонкий лед. Сады, гранит и кивера. И дым ночей над дальней Стрелкой, Пока в налете серебра Октябрь не дрогнул перестрелкой. Пока невероятный год Не перервал тот век орленый, В огне костров испепеленный. Такой неповторимый взлет Надменной византийской птицы. И на пороге скучных эр Железным шагом гренадер Еще гремели дни столицы, Уже сочтенные… — И вот Февраль заводит хоровод. Глава 2-я Теперь в Европе, в полусне Мансарды, спрятанной под крышей, Что память бледная напишет О той семнадцатой весне?.. Как вспомнить митинги и банты, И пыл речей, и крик свобод. Когда, вернувшись, эмигранты Великий превозносят год! И с поездов под сень вокзала — Гром бесконечных марсельез Летит войскам наперерез… Из окон праздничного зала. А на проспектах гимназисты Сбивают медных птиц с аптек И видят, как над далью мглистой Цветет зарею новый век. И новой радостью тревожен Короткий, звонкий сердца стук. И шашкой, вырванной из ножен, Не разрубить сплетенных рук… И к вечеру все тише, тише, Все реже верный пулемет Напрасно с черной, мокрой крыши Густой, весенний воздух рвет… Ах, помню, помню ветер алый Над степью русскою. И вот Уже клянутся генералы На красном знамени свобод!.. …Теперь они, грустя в Париже, Тщеславясь верностью царю. Какою ненавистью брызжут На ту февральскую зарю! И, забывая бант и речи, И выборы, и комитет, — Наедине опять на плечи Цепляют пару эполет… Ах, все равно… — Одни законы Ведут наш мир в иных мирах. Судьба последнего Бурбона Звучит в различных именах… А мне судьба моя дороже Чужих трагических судеб. И горек эмигрантский хлеб, И каждый год — так горько прожит! И каждый год — невозвратим, И каждый день — почти безумен… И там, вдали, велик и шумен Четвертый, невозможный Рим! Какими странными путями Мечта столетняя цветет! Над чьими тихими полями Российский встанет небосвод? И чьи спокойные дороги Солдатский смеряет сапог, И пыль воинственных тревог На чьи опустится пороги?.. И солнце новых Аустерлиц, Взойдя над старою Европой, Наклонит блеск своих ресниц В опустошение потока… |
