По радио на целый мир — «Титаник»!.. Орудиями — медленно — «Война»… Опять в лесах на синих трупах встанет Гнилых болот туманная весна… Опять смешают влажные апрели Снега и кровь в малиновый сироп. Какой любви прозрачные недели Вновь понесут, подняв на плечи гроб… …И все цветут и прорастают кости Под лязг стремян и скрежет гильотин. Опять Людовик стонет на помосте, Опять вода краснеет у плотин… — О, мертвых дней кровавая завеса!.. Но до сих пор, сквозь дым, огонь и гул Шестнадцатидюймовых дул, — — Я слышу эхо выстрела Дантеса… «Студенческие годы». 1925. № 3 ГОЛУБОЙ ДЕНЬ Сегодня день — как бирюза. Сегодня день — совсем весенний… Я опущу к земле глаза И тихо стану на колени. Благословляю светлый сон. Тобою посланный и взятый, С тобою сердце в унисон Поет о розовых закатах. Мне не понять земных забот. Мне не понять земной тревоги, — Когда весь мир, звеня, плывет. По легкой, голубой дороге… Моя земля — везде одна, И так же пахнет влажной плотью, И так же вечером весна Дымком синеет на болоте… «Годы». 1926. № 1 «Под вечер, в весеннем просторе…» Под вечер, в весеннем просторе, Пройдя по низам, где темно, — У небес, за селом, на взгорье. Постучусь в голубое окно. — Приюти, как былинку в поле. Укутай в вечерний дымок! Слишком густо посыпан солью Моей жизни черствый кусок… У тебя исцеляющей тиши Зачерпну из колодца ковшом. Пусть заново сердце услышит О жизни весенний псалом!.. «Годы». 1926. № 1 СЕРЕБРЯНАЯ ГОРЕЧЬ 1 Без имени и без названья даже, Плывущее к тебе — и без конца. Какою кротостью мне о тебе расскажет, Вечерним гостем стукнув у крыльца. …Проселками, над золотою пылью. Медвяный месяц, вскинув на рога, — Опять твоей неотвратимой былью — Сквозь крепь плотин зальет мои луга… Скупой любви отяжелевший бредень Тянуть со дна на золотой песок. Не мною началось, — не я приду последним Искать следов твоих незримых ног. И падать медленно — о, это ль — неизбежность? — Но даже сердце может ослабеть. Себя испепеляющую нежность, Последний дар переписав — тебе!.. 2 Лишь про себя, лишь шепотом, не вслух… И нужно ли мне говорить о прежнем. Как это слово, легкое, как пух, Легло на жизнь таким тяжелым лежнем. О, жизнь моя, — угрюмый скороход, — Не подождать, не отдохнуть на камне, О, жизнь моя, — уже который год, О, жизнь моя, — ты не легка мне… И этих верст — какая тяжесть вновь! Еще… еще… Но не в моем укоре Отыщешь ты последнюю любовь. Поймешь ее серебряную горечь… «Годы». 1926. № 1 «ЭКСЦЕЛЬСИОР»
На улицу из окон этажей Квадрат огней зияющею раной; На улицу; где эта ночь уже Озябшим псом у двери ресторана. Шофер в мехах, и в стекла полусвет, И полуночь автомобильным плачем. Охрипшей сыростью продрогнувший рассвет, Еще рождаемый, еще такой незрячий… …Пролет зеркал, качающий мираж, Прозрачный мир, застывший у подъезда. Туда наверх, в семнадцатый этаж. Где в стекла — ночь и розовые звезды. Гудящий лифт, крутящийся мираж, И мир в стекле качающейся ночи — Туда, наверх, в семнадцатый этаж, Где путь до звезд пьянее и короче!.. …И в муть, и в дым бессонниц и вина, Под судороги музыкальных пауз, Плащом романтика — змеиная спина… И разве жизнь мне объяснит Брокгауз?.. Не все ль равно, в каком календаре Копьем сердец вычеркивать столетья. Когда вот так, на утренней заре, Сквозь муть — окно в таком прозрачном свете!.. И как аквариум, но только рыбий рот, Прильнув к стеклу, — нежданно-человечий. И все сильней и радостней поет Святой восторг и сотрясает плечи!.. …И вот, скользнув с семнадцати, причал. Над площадью, сквозь блудный дым рассвета, Плывет в эфир обезумевший зал — Восторженная, звонкая комета!.. О, легкий мир! И никогда — назад… Походный марш кричащего джаз-банда! Без компаса — через небесный сад — В земной ладье безумная команда!.. Вперед, вперед! — И не найти границ, И не узнать непревзойденной меры — Такое счастие через завес ресниц, Такой восторг несбыточной химеры!.. …Гудящий лифт — и вот опять в стекле Качнулся мир, захлопывая дверцы. — О, пусть навек я пленник на земле. Но не пленить восторженного сердца!.. «Годы». 1926. № 2 СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ РОМАНСЫ Романс первый |
