II. Сожжение Савонаролы Смывая кровь, сочится влага Леты, В святом молчаньи отошли века. Порой ко мне летит издалека Размеренность классических сонетов. К сожжению, под чернотой беретов, Бежит толпа, и, чудно глубока, Столпила ночь косые облака Над святостью монашеских обетов. На грозных крыльях флорентийской стаи, Взлетев, слегла мятежная душа, И стережет задумчивость густая Избыток недоступного ковша. И площадью зловещего сожженья Я прохожу неповторимой тенью. III. Джоконда Среди долин, уже не раз воспетых, Седые льды и празелень полей Перецветают в красках все живей, И мхом и льдом благоухает лето. И суеверней диких амулетов Бесцветный знак изогнутых бровей. Цветов миндаля кожа розовей, И край одежды ало-фиолетов. Из светлых жал, из дымного топаза Глядит раздвинутый меж жадных век Открытый мрак животного экстаза, И грех, как червь, улыбкой рот рассек. Но даже голоса созревшей страсти Не шевельнут скрестившихся запястий. IV. Гробница Как дым курений — ночь. В ее простор, Как души в Стикс, сгоняет ветер поздний Четы теней от рук, и лоз, и гроздий, И кличет нас из тьмы в лицо, в упор. В земных небес скудеющий шатер Уводит жизнь свои цветные весны. Еще поет в руках пастуший посох, И первый мрак превозмогает взор. Нет, никогда здесь не был Иегова! Душа горит, и скомканный язык Все силится свое исторгнуть слово, Но этот мир так тягостно велик! — — И встанет здесь, пустынно и нескоро. Огромная заря, дивясь своим простором. V. Лигурия Опустошенный движет кругозор Растущий день, и размыкая узы Привычного труда прилежной музы, Я ухожу, куда уводит взор. Сгибает ветр уклончивый отпор. Льет русые волокна кукурузы, И облака, как крупные медузы, Чуть шевелясь, плывут по волнам гор. Но не вернется в тишину бездомный, Гонимый Ангел продолжать свой труд, Дробить каррарские каменоломни. Прохладе сумрачной ваять приют. Непонятые дни проходят в небе В неисчерпаемом великолепьи. VI. Музей Восторг тяжелый сдержанных обетов, Паломничества медленный экстаз, В музейной тишине встречает нас Среди картин и дремлющих портретов. Голубизною захолустных ветров В окошко дали приручают глаз, И вслух фонтана быстрый пересказ Внизу, в саду, среди глициний где-то. И в зелени пустующих аллей Уж ранний вечер гасит мрамор статуй. А из витрин, в сгущающейся мгле, В пустые комнаты сквозь мрак холодноватый Усталой тишине глядит в ответ Языческая радость древних лет. VII. Дант L’Amor che muove il sole e l’altre stele [82]. — «Глухую боль отверженья изведав, Не знай стихов. А позже, сняв запрет, Единый раз воспой Ее, поэт, — Любовь, что движет солнце и планеты»… На набережной, из-за парапетов. Как сердце из груди, рвал ветер, снегом сед. Промерзший плащ, и он глядел ей вслед, Терявшейся средь чуждых силуэтов. Приветливо ловила Беатриче Докучной спутницы пустую речь, И юное хранила безразличье, Не замечая постоянных встреч, И взоры целомудренно скрывала За дерзко спущенное покрывало. VIII. Венеция Мечтам не отогнать видений хор Венеции. Здесь улочки все те же. На них в средневековый сумрак прежде Мадонны белокурой падал взор. Свидетель давнего в palazzo [83] Дожей двор. Где прошлое ползет травой из трещин. Как странно жжет, встречаемый все реже. Под черным веером полупечальный взор. На влажный мрамор пала тень — монах Под издавна ветшавшей позолотой. Чуть спотыкаясь в медленных волнах. Гондола около колышет воды. Былые образы в опять ожившем чувстве Возводят жизнь в таинственном искусстве. IX. Боттичелли: «Весна» Сквозь голубые облачные весны Мне юная запомнилась одна. Она, как завязь дикого плода, И первые, кружась, ее узнали осы. Босой ногой цветов сминая звезды, Сама спустившаяся к нам звезда, Она зимы порвала невода, И с ней пришли ее подруги — сестры. Ветр утренний протяжно дул в меха, В росе ее сандалия скользила, Когда она в одежде василька С толпой дриад и нимф в наш лес входила. И оставляла след, траву клоня. Ее продолговатая ступня. |
