Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

ВСТУПЛЕНИЕ В ПОЭМУ — «ЖЕМЧУГА»

Из детских книг заимствованный мир,
Торжественный, таинственный и пестрый:
Салют из двух заржавленных мортир,
На горизонте неизвестный остров.
И добродушно-алчный капитан
Считает яркие платки и бусы.
Все для детей: он не бывает пьян,
И никогда он не страдает флюсом.
Но мы растем, и этот мир растет,
Под теми же, что в детстве, именами,
Уж бриг не тот и океан не тот, —
Тропические будни перед нами.
Пускай грохочет театральный гром,
И пусть цветут коралловые рифы, —
Здесь так же жадно пьют дешевый ром
И так же умирают здесь от тифа.
Пусть рыбаки с лицом темней олив
Еще живут старинной рыбной ловлей,
Но шхуна, заходящая в залив, —
Простая бакалейная торговля.
И, как у нас, в дремучих кабаках
Хмелеют краснорожие матросы,
И треплются в мозолистых руках
Островитянок масляные косы.
А пальмы романтически шумят
И слушают над влажной грудью мола,
Как ночью волны черные гремят.
Как страстно шепчутся любовь и доллар.
О, легче бредни юности забыть.
Нам никогда не петь, вися на вантах,
И никогда счастливыми не быть,
Как были дети капитана Гранта.
Мы выросли из зарослей лиан,
О путешествиях мы больше не мечтаем.
О жизни волооких таитян
В энциклопедии мы лучше прочитаем.
Под пальцами страницы шелестят
Холодные, как свежие простыни.
На них невыразительно грустят
Слова сухие, как песок пустыни.
Но я над ними вздрогну и замру
В благословенном головокруженьи,
Почувствовав знакомую игру —
Волшебную игру воображенья…
Прага, 1930 «Неделя Týden». 17.V.1930. № 59

ИЗ ПОЭМЫ — «СУД»

Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.

Матфей, 7 глава, 1–2 ст.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1
В газетном отчете все пропустили…
              Гасли угли зари.
По темной дороге ночь покатили
              Шины и фонари.
С холодного неба трепетно били
              Тучи блещущих пуль.
Ты, скорчившись, мчался в автомобиле.
              Сжав танцующий руль.
Ревели колеса крепче и крепче —
              Выл под ними весь мир.
Ты слушал, как сзади дышит и шепчет
              Мертвый твой пассажир.
Затылок и спину даже сквозь шторы
              Жгли пустые глаза.
Но вот и обрыв. Затихли моторы.
              Взвизгнули тормоза.
Ты верной рукой зажег папиросу,
              Лег на кузов плечом.
Скрипя, поползла машина к откосу.
              Грянул в пропасти гром.
И облако сразу звезды задуло.
              Стихло эхо. Ни зги.
Лишь ветер наводит черное дуло
              На твои шаги…
2
Матросы грустную песню пели.
              Пыхтел табаком трактир.
Ты пил четвертую пинту эля
              И резал голландский сыр.
Как гончие, в небесах бежали
              Недели. Но таял след.
Хоть в каждой ратуше и держали
              Расплывшийся твой портрет.
Острил кабатчик. Стучали двери.
              И карты сдавал галдеж.
Сейчас вернется красотка Мери,
              И с нею ты спать пойдешь.
И все тревоги забудешь с нею.
              Она тебе сварит чай.
А рано утром ты ей гинею
              Подаришь, сказав: «Прощай.
Я этой ночью уже в Париже.
              Полгода меня не жди…»
Но что с ней входит за шкипер рыжий,
              С медалями на груди?
Огнем горит на лице сожженном
              Пушистая борода.
Лепечет Мери: «Я вижу Джона…
              Пожалуйте, сэр, сюда…»
Она садится. Блестит колено,
              Заштопанное кружком.
А ты, как следует джентльмену.
              Знакомишься с моряком.
«О, из Бомбея до нас не близко…»
              Порхают в дыму слова.
И ты стаканами глушишь виски,
              И кружится голова.
Растут, качаясь, из трубки стебли —
              Лиловый тюльпан расцвел…
Плывут в тумане густом констебли —
              Под ними волнами пол.
Бегут. А шкипер встает устало:
              «Он пьян совсем, господа…»
Кружась, на стол залитый упала
              Привязанная борода.
3
Над морем голов колыхаются важно
              Белые парики.
На плюшевых стульях двенадцать присяжных —
              Лорды и мясники.
Небритый, глаза помутнели от муки, —
              Ты затравленный волк.
Теперь ты попался в умытые руки
              Исполнявших свой долг.
Их лица, как лики святых на иконах,
              Речи их, как псалмы, —
Но странно подобны их своды законов
              Темным сводам тюрьмы.
Один, как в концерте, с улыбкой невинной
              Пальцем стукает в такт.
Пока оглашают убийственно длинный
              Обвинительный акт.
Другой притворяется и лицемерит.
              Строго щурится вниз;
Он молод и есть у него своя Мери —
              Очень юная мисс.
А сам председатель поэмами Шелли
              Занят. Скучно судье —
Он знает, тебя ожидают качели,
              По такой-то статье.
И пусть развивает бульварную повесть
              Высохший прокурор.
Но только твоя не смущается совесть —
              Ты убийца и вор.
Ты запахи знаешь железа и крови.
              Смерть тебе не страшна.
И вот произносит, не дрогнув: «Виновен»,
              Розовый старшина.
Присяжных ждут дома веселые дети.
              Ужин, туфли, камин…
              «Именем…» — в черном берете —
Милорд-председатель… Аминь.
67
{"b":"175760","o":1}