* * * Но музыки сорвалось пенье! И взвизгнул брошенный смычок! От этого оцепененья никто предчувствовать не мог: над обезумевшим оркестром, среди взметнувшихся рядов так сердцу — стало тесно, тесно! так горлу — не хватало слов! * * * Без слез, без гнева и печали с серебряного полотна, бесшумной развевая шалью, неслышно спрыгнула она. И медленно прошла, коснувшись холодной тенью жарких рук, но руки сильные послушно лишь воздух замыкали в круг… * * * Не зажигались долго люстры. Экран привычно, как всегда, горел настойчиво и грустно: До свидания, господа! АСТРОНОМ Давно изжив и славу, и любовь, наскучив жить, не веря в жизнь за гробом, он по ночам седеющую бровь склоняет над холодным телескопом. Всю ночь, пока в янтарных облаках лучи не вспыхнут розовым посевом, сжимает штифт в ладони кулака, и пальцы тонкие дрожат от гнева. А на заре — в тревожном кратком сне он мечется, кричит в постели: он видит сон — в волнистой белизне распавшиеся стены опустели; колышется туманом пустота, и в душу радостью плеснув сверх края, над миром медленно плывет звезда, лучами изумрудными сверкая… Звезда, где гнев, и горечь, и тоска изжиты в мудрости тысячелетий; звезда, которую всю жизнь искал и наяву которую не встретит! «Брось над игрушечной пулей…» Я счастье балаганное поймаю и научусь прицеливаться строже. Алла Головина …Брось над игрушечной пулей морщить густую бровь, гибкие плечи сутулить над пестрой мишенью брось. Здесь полотняные весны, под звездами — полутьма, здесь убаюкали сосны в безоблачном ситце май; здесь и цветы не увянут, и птицам пути нет: только крылом деревянным взмахнуть и не улететь. Брось! Отложи монтекристо! [62]Пусть радостью — навсегда мельница крыльями крестит, на нитке дрожит звезда; пусть с непонятной властью картонной цветет весной мир балаганного счастья утерянных детских снов. 1933 Алексей ФОТИНСКИЙ* ВЕСЕННЕЕ (НА ДВОРЕ) Протоптала в снегу дорожки Каблучками лучей весна. Холод щиплет щеку немножко, Но душа совсем пьяна. Это время чудное такое: Туча сдуру роняет снег. Я поднял воротник, но спокоен. Я поверил шалунье-весне. И никто не боится стужи, Надоела зима полям. Знаю — скоро морщинками лужиц Улыбнется теплу земля. Солнцем пьян, над собой неволен, Кверху хвост — ошалел телок. Я поднял воротник, но доволен. Руки стынут — а мне тепло. 1924 «Огни». 1924. № 21 ИЮНЬ Напряженно прислушались села, ждут рассвета в сплошной тиши. От тоски и снов невеселых только рожь, ошалев, шуршит. Снятся кос отбиваемых звоны и серпов леденящий лязг… И по стеблям, недавно зеленым, желтизна от корней поднялась. Не спеша ворот алой рубахи распахнет молодуха-заря, и коса, заблестев с размаху, затрепещет в руках косаря. Будет рожь молчаливо слушать, как бессильно трава легла. Как мелькая, чем дальше — глуше, Утомленно звенит игла. И от каждой серебряной вспышки тихий шелест, как стон травы. Но косарь равнодушен — не слышит, он давно к этим стонам привык. От усталости стал построже, на траву глаз с издевкой косит: «Что трава, что волосья — то же. Отрастет, не жалей — коси». 1924 «Огни», 1924. № 21 «Синее, ближе взгляд леска…» Синее, ближе взгляд леска, сильнее, крепче запах поля. Под сталь подковы — хруп песка, еще удар — и я на воле. И конь, и ветер без удил промчат дорожкой, сердцу милой, и сердце знает, что в груди забиться сможет с новой силой. Навстречу вырастет дымок и шапки скирд, и хат заплаты… Я возвратил бы, если б мог, но дням минувшим нет возврата. «Годы». 1926. № 2 вернуться Система мелкокалиберного огнестрельного оружия (по имени героя романа А. Дюма «Граф Монте-Кристо»). |
