СТАРОСТЬ Преступая порог, оглянись На последнюю искорку света — За чертой еще теплится жизнь, Что тобой рождена и согрета. Никогда, никогда до сих пор Я не знала такого покоя. Никогда, никогда до сих пор Не видала, что небо — седое. Это вечность заныла, звеня, Это тайная весть узнается. Золотого печального дня Занимается тихое солнце. Издалека донесся и смолк Тонкий свист, покидаемый символ. Точно слез накипевших комок, Бледный свет накопился и хлынул. Вот и старость стучится в мой дом. Полно, ветер, трубить о победе. Подплывает и машет крылом Долгожданный седеющий лебедь. [1932] «Белым по черному» ЦВЕТЫ И падают, и падают цветы, и замер сад цветущий, снежно-белый. Я говорю любви, мечтам — прости! Как вишням, в этот год им не цвести; цветы увяли, песни я допела. И падают безудержно цветы, срывает их небрежно ветер легкий. Мне грустно — знаю, что не любишь ты. Мне грустно — отцветают уж сады, а я брожу в снежинках одиноко. Последней лаской убран сад. Мне жалко облетевшей красоты. Брожу в тоске, и мыслям я не рада. Душа трезва — иллюзий мне не надо. И падают, и падают цветы. «Темнеют дни рождественским преддверьем…» — Темнеют дни рождественским преддверьем. Темнею, жду — бесчестья иль утрат. Ласкаюсь ли заветным суеверьем — тоской пронзит немыслимый возврат. Пусть Рыцарь Бед склонен и очарован и взгляд любви так безысходно прост, но темный след запенится, и снова яснеет путь — по пропастям до звезд. О нет, не говори про доблестную славу, и, бедный друг, страданья не зови. Коснись, не отклони смертельную отраву и звездный путь окрась в своей крови. КАРМЕН (УРОКИ КАРМЕН) В ночи пленительна отрада мечтой вернуть твой хищный плен, чьи взоры — смертная услада, чье имя черное — Кармен. Горит огонь, тупой и верный, Кармен, Кармен, в твоей судьбе. Я прикасаюсь суеверно к воспоминаньям о тебе. Со мною взгляд. Тяжелый, темный, неизгладимый, твой, Кармен. Как ночь, печальный и огромный, как ночь, лихой и вероломный, хранящий сумрачность измен. Твое ликующее имя поет всей радостью греха, глухими ласками твоими и темной музыкой стиха. Прошелестит тоской звенящей размах орлиного крыла, как ветр степной, как меч разящий, как дикой вольности стрела. Отравы ласковей не знаю, чем злой и вольный смех Кармен. В ночи тревожно вспоминаю твой хищный, твой изменный плен. «Белым по черному» УМРУ
— Когда мне станет все равно — — в полете мне изменят крылья! — я закричу, упав на дно, и вдруг — покой, и вдруг — бессилье. Ждет заповедная межа стезею — радостно-знакомой. Но милым звездам будет жаль, что их сестра ушла из дому. О светлая, о ты, земля, приют мой радостный и тихий! Как кинуть мне твои поля и стать недвижной и безликой? Но сладко помнить обещанье, что мой покой без мук и снов покроет звездное молчанье, когда мне станет все равно. «О, бойтесь лжи тупого усыпленья…» О, бойтесь лжи тупого усыпленья, ночных дорог бездумна тишина! Кто говорил в смертельном ослепленьи, что мысль скудна, и наша жизнь бедна? Они грядут, и поступь их жестока, неотвратимы лики близких дней. Уже не слышен глас и зов Пророка, как проще жить и умереть сильней. Надвинулось… и хаос и стихия, полет лавин и шум весенних льдов… То в мир пришла разящая Россия, огонь и меч карающих богов. ОСЕНЬ Кончаем путь, глядим кругом, И плавно приближаясь к устью, — Мы вспоминаем отчий дом. Откуда вышли без предчувствий. И у границ земной страны, Иного бытия на утре, Душа и мир обнажены В священнейшем из целомудрий. Уж ни ошибок, ни удач Мы не оспорим, не повторим. Под поздний, долгий ветра плач Глядим на сад, цветущий горем. 1934 «Когда-нибудь после, мой друг…» Когда-нибудь после, мой друг. Внезапной тоскою взовью Из самого омута мук Погибшую память твою. И вспомню в бессчетный раз В холодном упорном бреду И темные впадины глаз, И смуглой руки худобу. Ни пряди волос, ни письма. Лишь темные мысли мои, Лишь свежая тяжесть клейма Короткой и страшной любви. [27.VII.]1935 «Белым по черному» |
