РАЗЛУЧНАЯ Броском — от неостывших ласк — к разлуке… Последний стиснуть в горле крик, С плеч оторвать вцепившиеся руки И в прошлое швырнуть все сразу, вмиг… В глаза поцеловав, как мертвую. Как материнский перед казнью крест; Без слов покинуть распростертую Навек единственную из невест… Сквозь серые года ненужные Обрывистой тропой сыпучей К необрученной моей суженой Тянулся медленно по кручам. Ей обреченный — знал заранее; Нам не любить — друг друга ранить; Ей не взлететь, подбитой горлице, Мне одному стареть и горбиться. На раны — соль, — Крепчает боль. Так легче. — Брось! Так надо: — Врозь. Июль 1923 «По вольной по дороге…» По вольной по дороге Пойду, посвистывая; Прочь из моей берлоги, Тоска неистовая… Эй, ты там, непутевый, Садись-ка рядышком. Скуля, приполз я снова К веселеньким ребятушкам. Да не смотри так — князем, Не хорохорься. Не то сгребу и — наземь — Со мной не ссорься. В разгул пойду я с вами — — Пей, купленная. Чтоб захлестнула память Дни сгубленные. Не можешь шире размахнуться — Хнычь жалостно впросонках. Эх, плоская душонка И мелкая, как блюдце. В аллею скройся липовую, Грусти и помни, Да забирайся, всхлипывая, В местечко поукромней… Как скучно с вами, тошно мне… Через пожары б, вихрем — в сечу, Всех принимающих навстречу; С конем — в одно, напружив жилы, — Бурли, отвага хмельная, Чтоб острая, свирельная Мне мозг мой просверлила… Не убежать уж никуда мне, Хватиться б головой об камни — — Лежать распластанному — ниц Под опахалами ресниц. Июль 1923 «Не отпускает даже в логове…» Не отпускает даже в логове. Измаяла. Недужится тревогою Душа — больная лань. Жизнь мою кнутом подхлестывает, Жизнь непрочную, берестовую… Или один на острой мысли сталь иди — — Не выдержишь — погонит на люди. Так день за днем протискиваюсь туго. Ползком, да помаленьку, С ступеньки на ступеньку. — Не отстает подруга. Ластится, как девица. По сердцу расстелется И ну нашептывать: Напрасны хлопоты твои, Никуда уж без меня. Никогда уж не унять. Станешь милую обнимать, Опостылит вдруг. Проберусь и на кровать, — — Не меняй подруг. А откуда я, почему с тобой — — Не дознаешься, не выпытывай. Коль захочешь, мой родной, Поведу тебя я в бой Забубенную сложить под копытами. И на виселицу — вместе до помоста, Как верная жена, хоть без венца. Не развяжешься со мною, милый, просто — Ты и в смерти не найдешь конца. Август 1923 «С недавних пор мне чудится все чаще…» С недавних пор мне чудится все чаще: В обыкновенный трезвый день, Над городом чужим, как шмель гудящим, Тревожная встает вдруг тень. — То над людской беспечной кучей Уже неотвратимый случай Заносит властные крыла. И, бросив исподлобья взгляд колючий На ваше сытое благополучье. На ваши вздорные дела, — — Не понимаю, как — слепые совы — Подъятого не видите бича. Непрочные под ним застонут кровы, И будете вы биться и кричать. И будет час. И ночи будут лунны. Когда неведомые хлынут гунны Неистовой голодною ордой. Не преградить их буйного прилива. И по смятенным селам, тучным нивам. Пройдя прожорливою саранчой. Оставят за собой лишь пепелища. Огню, мечу довольно будет пищи. Развеют и сожгут столетний, потный труд, И в петле огненной ваш город захлестнут. Ворвутся в улицы, в дома и храмы ринут. — О, как заплатите за сытость и покой! Забыв свой жалкий скарб и пышные перины, Вы стадом броситесь по гулкой мостовой. В размах пойдет раскачка с городского рынка, Накатится горой под крик и хриплый вой Всеевропейская последняя Ходынка. Сентябрь 1923 «Записки наблюдателя». Прага, 1924. Кн. 1 «По мокрой, каменной панели…» По мокрой, каменной панели, В столичном, тягостном угаре Тоскливо, медленно, без цели Бредут задумчивые пары… И звон разбитого стакана, Рояли горестные звуки Летят из окон ресторана Во мглу тоски, печали, скуки… А жить без цели, без охоты, Когда тоска и скорбь так часты; Не проще ль сразу кончить счеты, Нырнув туда, под своды моста… Прага, октябрь 1923 |
