«Вот только поднести к губам…» Вот только поднести к губам Питье последнее земное, И целый мир другим отдам, И целый мир уйдет со мною. Обвеет очертанья рта Неповторимая усталость, И вдруг поймут, что я — не та, Совсем не та, какой казалась. А день — такой, как день сейчас, Под солнцем, золотящим окна, Все так же в предвечерний час Протянет по небу волокна. Так в сотый раз нельзя понять Единственную мне награду: Оставить здесь стихов тетрадь, Которых никому не надо… «Вся моя жизнь» «Да, я запомню этих тихих дней…» Да, я запомню этих тихих дней Никем не перепутанные звенья. Душистый ветер мягче и нежней Мои ласкает губы и колени. Запомню я тоску воловьих глаз И мерный ход по вспаханному полю. Когда зеленый предвечерний час Томится в сладостно-невнятной боли. Я вечера запомню блеклый цвет И облака седеющего локон, И поезда стоглазый силуэт, Летящий вдаль за чернотою окон. За то, что в эти дни ты нов и тих, С таким неповторимо светлым взглядом. За то, что так легко летит мой стих, Когда я чувствую, что ты со мною рядом. «Вся моя жизнь» В ПАРКЕ На лицах солнечные капли. Топорщит ветер платья складки. Вот дети — розовые цапли — Кричат призывно на площадке. Здесь каждый лист кому-то нужен. Трава расчесана опрятно. Сквозь петли изумрудных кружев Всплывают жгучей сини пятна. По оседающим уступам Жасмин свои рассыпал звезды. Влюбленно мне целует губы Крылатый, восхищенный воздух. От поцелуя захмелею, Забуду явь, про птичье пенье: По желтой пробегу аллее Нарвать дурманящей сирени. И по траве, нежнее плюша, Кружась в бездумной жажде странствий. Плесну горящей песней душу В бездонность синего пространства! Нет, я молчу. Сжимаю руки. Иду с людьми степенно рядом, И старый сторож, полный скуки, Глядит мне вслед унылым взглядом. «Вся моя жизнь» «Дни опадают с жарким цветом лип…» Дни опадают с жарким цветом лип, И все нежнее синие пустыни. Под шелест ржи, под легкий птичий скрип Вдыхаю запах ветра и полыни. В тишайший этот вечер я тиха, И мысли ширятся полей и неба тише, Как будто самого звенящего стиха Сегодня я мелодию услышу. Под пенье телеграфных проводов, — Нежнейшую из самых нежных музык — Я с человеческих срываю слов Земные и томительные узы. И в этот вечер память о тебе Как тающих шагов невнятный шорох. Как эта стая белых лебедей На синих опрокинутых озерах. «Вся моя жизнь» НА КАРЛОВОМ МОСТУ Под небом утренним тебя не встретить… Жесток и розов солнечный мороз. А на мосту на низком парапете Холодный позолоченый Христос. Чернеют башни. Завтра воскресенье. Бежит игрушкой заводной трамвай. В костеле — ладан, золото и пенье, И кто-то все еще упорно верит в рай. И все по-старому так горек ветер, А под мостом линялая вода. Теперь я поняла — тебя не встретить. Ни завтра, ни сегодня, никогда. «Вся моя жизнь» ПОСВЯЩЕНИЕ ОТЦУ (Больному отцу на чужбине) Ночь и день сменяются украдкой, Ночь и день, как капли на стекле. Не уйдешь от скучного порядка, Не уйдешь от скуки на земле. Утомленным, воспаленным взглядом Звезд растущих ты не разглядишь; Голоса и четкий шепот рядом Точат изнывающую тишь. И усталость мутная, большая Заслоняет время впереди. Только сны яснее вырастают, Как взволнованная боль в груди. Так нисходит радость человечья — Даже словом ты ее не тронь — На твои опущенные плечи, На твою бессильную ладонь. «Вся моя жизнь» ВЕСЕННЕЕ По размытым дождями неделям. Через свежесть туманную вброд, Завершается новым апрелем Тяжелеющий солнцеворот. Даже ты, утомленный от стужи, В городском задыхаясь плену, В голубой распластавшейся луже Удивленно заметил весну. И опять велика и бессонна Исступленная гулкость ночей, От больного трамвайного звона, От мятущейся грусти твоей. И опять задрожит у запястья Кровь живым, воскрешенным крылом, Чтоб к почти небывалому счастью Через сон полететь напролом. Но так мало от счастья осталось В зацветающем шуме, и вот: Поцелуй и большая усталость У распахнутых белых ворот. 1933 «Современные записки». 1934. Т. 55 |
