Они достали бронзовые луки,
Простерли к стрелам тополевым руки,—
И вылетало пламя, где стрела
Кольчугу к телу пригвоздить могла.
Нахмурилось лицо Исфандиара,
Взгляд омрачился ненавистью ярой.
И солнца лик в смятенье побелел
От посвиста его жестоких стрел,—
Где стрелы Руинтана попадали,
Кольчугу, как бумагу, разрывали.
В бою не ведал промаха стрелок,
Никто от рук его спастись не мог.
Он за стрелой стрелу пускал упрямо,
Изранил он и Рахша и Рустама.
Но ни одна Рустамова стрела
Царапины царю не нанесла.
Рустама ж ни одно не миновало
Исфандиаром пущенное жало.
Отчаялся, последнюю свою
Надежду потерял Рустам в бою;
И молвил: «Я — изранен... целый — он,
Воистину — бронзовотелый он!»
Бой продолжать был Тахамтан не в силе,
Изнурены и конь и всадник были.
И в первый раз за весь свой славный век
Он к выходу последнему прибег:
Быстрей, чем вихрь, Рустам с коня скатился
И на крутое взгорье устремился.
Ушел один домой скакун его,
Хозяина покинул своего.
А кровь из ран Рустамовых текла,
Вся содрогалась Бисутун-скала.
И смехом прояснился царский взор,
Увидев мужа славного позор.
Спросил он: «Где ж твоя слоновья сила?
Что мощь твою железную сразило?
Неужто стрел пернатых острия?
Где мужество, где булава твоя?
Что ж убежал ты на гору, едва
Услышал издали рычанье льва?
Неужто это ты — пред кем когда-то
Дракон заплакал, ужасом объятый?
Так кто ж слона в лисицу превратил,
Десницу сильную укоротил?»
Рахш, истекая кровью, той порой,
Понуря голову, прибрел домой,
Обломки стрел неся в боках могучих,
Текли по морде капли слез горючих.
И вот увидел Завара коня
При свете угасающего дня,
Увидел, что седло его пустое,—
И с воплем поскакал на место боя.
Всего в крови Рустама увидал
Неперевязанного и сказал:
«Брат! Поезжай домой без промедленья!
Здесь на меня ты положись в отмщенье!»
Сказал Рустам: «К Дастану воротись,
Утратили мы славу, честь и жизнь...
Пусть он изыщет, как бывало ране,
Чем исцелить от ран и от страданий
Меня и Рахша. Дорог каждый час.
Спасенье в том единое для нас!..
О, если в эту ночь я не умру,
Живым и здравым встану поутру,
Ты скажешь: «Вновь на свет мой брат явился,
Могуч, как сотни лет назад, явился!»
Поди за Рахшем пригляди моим.
Останусь жив — вернусь я вслед за ним!»
И Завара уехал молчаливый.
Исфандиар дождался терпеливо
Конца беседы и сказал: «Ну что ж?
Где твой защитник и чего ты ждешь?
Ты долго ль простоишь на скалах там?
Бросай свой лук и покорись, Рустам!
Сними броню и тигровый кафтан,
От кушака освободи свой стан!
Дай руки мне твои связать по чести!
Ты от меня не жди вреда и мести.
В цепях тебя я к шаху отведу,
Но там тебя не ввергну я в беду.
А если рвешься в бой опять со мною,
Назначь — кому владеть твоей страною.
Потом покайся, старый человек,
В грехах, что совершил в столь долгий век!
Быть может, примет бог тебя безгневно,
Когда ты мир покинешь пятидневный!»
Рустам ответил: «Поздняя пора.
Темно. Ни зла не сделать, ни добра.
Ночь переждем, пожалуй, до рассвета.
Ты в стан свой воротись на время это.
И я пойду немного отдохну,
Вернусь домой, на краткий срок усну;
Перевяжу я раны, кровь отмою
И созову под кровлею родною
Любимых — сына, брата и отца —
Честь и опору нашего дворца.
Предстану с ними пред тобой, великий,
На милость падишаха и владыки».
И Руинтан ему ответил: «Эй!
Надменный муж, негодный кознодей!
Не только тем, что храбр, могуч и ловок,—
Ты знаменит и тысячей уловок.
Ясна с начала хитрость мне твоя,
Теперь твое паденье вижу я.
Тебя на эту ночь лишь пощажу я,
Что выдумаешь завтра — погляжу я,
Не вздумай вновь обманывать меня.
Иди теперь — до завтрашнего дня!»
«Исполню все,— ответил Тахамтан,—
А ныне обессилел я от ран».
И долго шах на спину исполина
Глядел, как тот пошел, склонив седины.
Как медленно реку переходил...
Меж тем Рустам у господа молил
О помощи: «Владыка сил небесных!
Коль я теперь умру от ран телесных,
Кто гордым за меня отмстит в бою?
Кто правду унаследует мою?»
Когда он, как корабль, струи потока
Рассек и поднялся на брег высокий,
Исфандиар сказал ему вослед:
«Таких людей еще не видел свет!
Нет! То не муж, нам ныне предстоящий,—
То слон могучий, ужас наводящий!
Его таким всевышний сотворил,
Он землю им и время озарил».
Когда же в стан вернулся шах Ирана,
Услышал вопль и стоны среди стана,
Убитых увидал своих сынов,
С их лиц откинул пурпурный покров.
Мертвы! И воскресить их нет надежды!
И шах со стоном разодрал одежды,
Главу посыпал прахом, наземь пал,
И обнимал убитых, и взывал:
«Мои возлюбленные, вы ли это?
Кто погасил живой источник света?
Куда ушли вы от юдоли сей?»
Сказал Пшутан: «Эй, брат мой, слез не лей!
Над невозвратным что рыдать напрасно?
Сердца свои зачем терзать напрасно?
Все — стар и млад — подвластны смерти мы,
Пусть разум нас ведет пред ликом тьмы!»
Встал Руинтан, в табуты положил их —
Детей своих, к Гуштаспу проводил их,
И написал отцу: «Возрос твой сад,
И ветви дум твоих плодоносят:
На волны ты спустил корабль упрямо,
Потребовал покорства от Рустама,—
И нет в живых двоих сынов моих!
Но ты не плачь, в табу те видя их,—
Крепки бока быка Исфандиара,
Не устрашатся вражьего удара».
И скорбный сел Исфандиар на трон,
И все слова Рустама вспомнил он...
Сказал Пшутану-брату: «Лев степной
Не устоит пред мужеской рукой.
Я в поле повстречался с Тахамтаном,
Залюбовался богатырским станом —
И восхвалил царя небесных сил,
Что он таким Рустама сотворил.
Прославлены везде — до моря Чина —
Деяния Рустама-исполина.
Акул из волн рукой хватает он,
В ущелье тигра настигает он.
Но все ж я так изранил мужа славы,
Что лег за ним в пустыне след кровавый.
Ушел он, скалы кровью орося,
Обломки стрел меж ребер унося.
Хоть, может, он вернется в дом отца,—
Боюсь, уйдет к Кейвану из дворца...»
{50}
