В ответ на речь мою смеялся шах,
Остался ветер от речей в руках.
Коль в бой пойдем, ты за него не бойся,
Ты о душе его не беспокойся:
Его главы мечом я не сниму,—
Я в сеть главу прекрасную возьму.
Я отверну коня от столкновенья,
Я не ударю в грозное мгновенье!
Я путь загорожу ему в бою,
Рукой его вкруг стана обовью,
Его к себе в седло я перекину
И поклонюсь ему, как властелину.
Три дня он будет гостем у меня,
А на четвертый, на рассвете дня,
Когда покровы синего тумана
Откинет солнца лик златорумяный,
Тогда покину дом я Наримана,
Слугой пойду с царем в предел Ирана,
Его на трон Гуштаспа посажу,
Ему венец на темя возложу.
Как я служил Хосрову, так я стану
Служить Исфандиару-Руинтану.
Как раб, я препояшусь перед ним,
Не буду занят я ничем иным;
Как Кей-Кубаду я служил, ты помнишь?..
Все подвиги, что я свершил, ты помнишь?
А ты мне говорил, чтоб скрылся я
Иль чтоб на цепи согласился я!»
И засмеялся Заль, и покачал
Сединами, и сыну отвечал:
«В словах твоих незрелых толку мало,
В них ни конца не видно, ни начала!
Лишь сумасшедшие, словам твоим
Внемля, увы, возрадуются им!
Кубада — в скорби, на цепи глухой,
Без войск, без трона, без казны златой —
Не сравнивай с могучим Руинтаном,
Царем вселенной, мира пахлаваном,
Не сравнивай с Исфандиаром, сын,
Чье имя начертал на перстнях Чин.
Ты говоришь: «С седла его сниму,
В объятьях понесу, в свой дом возьму!»
Так бредит юноша в тумане страсти!
Ты не кружись у врат звезды несчастий,
И пусть не отомкнется эта дверь!..
Я все сказал. Ты сам решай теперь!..»
Так молвил Заль, челом к земле склонился
И скорбным сердцем к богу обратился:
«На нас, гонимых, господи, взгляни,
От горя и неправды охрани,
Даруй нам свет и мир, как прежде было!..»—
Молился он... И утро наступило.
Бой Рустама с Исфандиаром
И встал, надел кольчугу Тахамтан,
Повесил к торокам седла аркан.
Чело свое шеломом осеня,
Сел на слоноподобного коня
И, брата кликнув, отдал повеленье,
Чтоб избранных он поднял ополченье.
Сказал: «Вооружи мужей на брань.
За тем холмом песчаным с ними стань».
И Завара во мгле рассветной рани
Собрал мужей пред замком на майдане.
Гул пробежал по воинским рядам,
Когда предстал им Тахамтан-Рустам,
И раздалось: «Ты щит нам и ограда!
А без тебя и жизни нам не надо!»
И встал могучий над Хирманд-рекой,
Угрюм лицом, с истерзанной душой,
И молвил брату: «Здесь с войсками стой.
Один я переведаюсь с судьбой.
Здесь боем жажду дива утолю я,
Дух темный шаха сталью просветлю я.
Я вновь на бой десницу подыму;
Исход неведом взору моему...
С врагом сойдусь, подобным Ахриману,
Но звать на помощь войско я не стану.
В единоборстве встречу я его —
Не затрудню из войска никого!
Лишь тот судьбою одарен счастливой,
Тот радостен — чье сердце справедливо!»
Сказал, потока волны пересек
И на крутой другой поднялся брег —
И возгласил: «Эй, лев! Вставай на битву!
А молишься, скорей кончай молитву!»
Как услыхал Исфандиар слова
Могучегривого седого льва,
Он вышел из шатра и улыбнулся:
«Давно я жду тебя — давно проснулся».
Надел он пехлевийский шлем стальной,
Копьем вооружась и булавой,
Грудь облачил кольчугой и броней,
Меч у бедра повесил боевой.
Вот слуги подвели коня для шаха,
Могучего, не знающего страха.
Уперся в землю Руинтан копьем
И на коня вскочил одним прыжком,
Подобно тигру, что в степи настигнет
Онагра и ему на спину прыгнет.
...В восторг пришли иранские войска
От дивной ловкости его прыжка.
Поехал шах и пред собою прямо,
На склоне горном, увидал Рустама —
На Рахше черногривом, одного,
Без свиты и без воинства его.
Тогда сказал Пшутану всластелин:
«Рустам один, и я пойду один.
Стоит он величаво и спокойно...
Вдвоем идти на бой нам недостойно».
И вот сошлись они... Сказал бы ты,
Что мир покрыло море темноты,
Так кони богатырские заржали,
Что скалы гор окрестных задрожали.
Сказал бы: радость в мире умерла,
Когда пора их встречи подошла!
И крикнул старый витязь белогривый
Исфандиару: «Эй, мой царь счастливый!
Ты не спеши на бой! Внемли сейчас
Старейшему еще единый раз!
Когда ты ищешь крови и сраженья,
Военных бедствий, грома и смятенья,
Я воинство Забула подыму,
Я воинство Кабула подыму.
И ты мужей Ирана позови,
Богатырей Ирана позови.
Войска подвергнем ранам и страданьям,
Согласно царственным твоим желаньям!»
И отвечал ему Исфандиар:
«Не трать в пустых речах сердечный жар!
Зачем ты здесь с мечом и булавою?
Зачем меня ты спешно вызвал к бою?
Затем ли, чтоб словами обмануть?
Иль страшно под удар подставить грудь?
С Кабулом воевать я не хочу,
Напрасно убивать я не хочу.
Противно это было б вере правой,
Несовместимо с богатырской славой,
Чтоб неповинных на смерть я послал,
Себя ж короной мира увенчал.
Я впереди — где смерть шумит крылами,
Пусть даже в битве с тиграми и львами.
Зови себе помощника! А мне
Помощника не нужно на войне.
В бою — господь всевышний спутник мой,
Достоинство — стальной нагрудник мой.
Хотел ты боя — я стремился к бою,
В единоборстве встретимся с тобою!
Не нами — небом предрешен исход,
Чей конь домой с пустым седлом уйдет».
И меж собой у них решенье было,
Чтобы подмога к ним не приходила.
И в бой вступили, копьями скрестясь,
И кровь по их доспехам полилась.
И так на копьях яростно сшибались,
Что копья богатырские сломались!
Вот за мечи они взялись тогда,
И разгорелась в их сердцах вражда.
Друг другу нанося за раной рану,
Они, крутясь, скакали по майдану.
Так их удары были горячи,
Что раздробились тяжкие мечи.
За палицы схватились мужи славы,
А палицы их были быкоглавы.
И палиц их удары, ты б сказал,
Разили, словно каменный обвал!
Так возжелали зла они друг другу,
Изранили тела они друг другу.
Сломались хватки палиц их стальных,
Совсем пустыми стали руки их.
И взяли за пояс они друг друга,
Взвились, заржали кони от испуга.
Один кушак в руке Рустама был,
Другой — в руке у Руинтана был...
За пояса схватившись в исступленье,
Они застыли молча в напряженье.
Один другого снять с седла хотел,
Ни этот, ни другой не одолел.
И разошлись, не кончив ратоборства,
Тая в сердцах угрюмое упорство.
Кровавой пеною обагрены,
Дрожали боевые скакуны.
