Афрасиаб видит страшный сон Едва лишь треть минула ночи краткой,— Как человек, что болен лихорадкой, Внезапно возопил Афрасиаб,— Дрожал, метался, жалок был и слаб. Проснулись приближенные и слуги, Стенанья, крики подняли в испуге. Когда от слуг услышал Гарсиваз О горе неожиданном рассказ, К царю Турана поспешил он в страхе, Увидел: царь валяется во прахе. К владыке обратился он с мольбой: «Раскрой уста, поведай, что с тобой?» Афрасиаб с тоскою молвил слово: «О, пусть никто не видит сна такого! В пустыне змеи полчищем ползли, Орлы — на небе и земля — в пыли. Поднялся ветер, тучи праха двинул, Моей державы знамя опрокинул. Потоки крови залили простор И потопили царский мой шатер. Тогда в одеждах черных верховые, Сто тысяч, вскинув копья боевые, Примчались, бросили меня во прах, С позором повели меня в цепях. Привел меня к Кавусу витязь некий, Чью гордость не забуду я вовеки. Увидел трон, достигший до луны, Кавус на троне — государь страны. Сидел с Кавусом рядом юный воин, Который был месяцелик и строен, Не более четырнадцати лет. В глазах его зарницы вспыхнул свет, Он загорелся ненавистью жгучей, И стал он громовержащею тучей: Едва лишь я предстал его глазам, Меня мечом рассек он пополам. От страшной боли закричал я дико, Проснулся я от боли и от крика». А Гарсиваз: «Да будет этот сон Добросердечным мужем разъяснен. Нам нужен толкователь сновидений, Не знающий в науках заблуждений». Афрасиаб расспрашивает мобедов о сне Рассеянные по лицу земли И при дворе живущие — пришли К царю снотолкователи-мобеды: Узнать, зачем позвал их для беседы. Без меры золота вручил им шах, Чтоб мудрецы забыли всякий страх. Затем поведал им о сне тяжелом. Когда мобед, стоявший пред престолом, Рассказ из уст царя услышал вдруг, Взмолился он, почувствовав испуг: «Тогда лишь правду я тебе открою, Когда ты вступишь в договор со мною. Ты дай мне слово милости в залог, Чтоб истину тебе сказать я мог». Пообещал пощаду царь Турана: Мол, все, что скажешь, будет невозбранно. «О падишах! — ответствовал мобед.-— Пролью на то, что скрыто, ясный свет. Пойдешь на Сиявуша силой бранной — От крови станет мир парчой багряной. Погибнут все туранские войска, Из-за войны придет к тебе тоска. А если Сиявуша уничтожишь, От мести ты спасти себя не сможешь». Смутилась повелителя душа, Затосковал он, к битве не спеша... Сказал такое слово Гарсивазу: «Отправься в путь по моему приказу. Возьми из войска двести верховых, Не делай остановок никаких. Дарами Сиявуша ты обрадуй, Да будет каждый дар ему усладой: Арабских скакунов ему вручи, В златых ножнах индийские мечи, Златой венец, обильный жемчугами, Сто вьюков, полных пышными коврами, Рабов, рабынь, и деньги, и парчу. Скажи; «Войны с тобою не хочу». Гарсиваз приезжает к Сиявушу
Посол приехал, и царевич сразу Велел открыть дорогу Гарсивазу. Царевич, чья судьба была светла, С престола встал и обласкал посла. Устами Гарсиваз коснулся праха, Лицо полно стыда, а сердце — страха. Царевич приказал, чтоб подошел И у подножья трона сел посол. О туран-шахе он спросил сурово. Увидел Гарсиваз, что все здесь ново: И трон, и повелитель, и венец... «Афрасиаб,— ответствовал гонец,— Известье получив, тебя восславил, Дары со мною он тебе отправил». Велел дары поднять, за кладью кладь, Богатства Сиявушу показать. Из городских в дворцовые ворота Текли дары туранские без счета. В восторг пришел царевич от даров, И с Гарсивазом не был он суров. Сказал Рустам: «Неделя — для веселий. Ответ получишь ты в конце недели». Его слова понравились послу, Поцеловал он прах, воздал хвалу. Чертог посла украсили коврами, Пришли к туранцу слуги с поварами. Царевич и Рустам ушли в покой, Уединились от толпы людской. Сказал царевич опытному мужу: «Давай-ка тайну извлечем наружу. Зачем о мире враг прислал нам весть? В ней спрятан яд? От яда средство есть! Пусть нам пришлет сто родичей бесценных, Сто знатных — как заложников, как пленных. Пусть прояснит немедленно для нас То, что неясным кажется сейчас. Пусть он рассеет наши подозренья, Когда он вправду ищет примиренья. А будет так: усердному гонцу Я прикажу отправиться к отцу. Пусть эту весть гонец отцу доложит,— От гнева царь избавится, быть может». Рустам сказал: «Ты прав. Твой ум остер. Без этого немыслим договор». |
