Встал Руинтан, в шатер вернулся он,

Вельмож и приближенных выслал вон.

Премудрого Пшутана муж победы

Оставил для совета и беседы.

Сказал он: «Крепость приступом не взять,

Осадой тюрков нам не испугать.

Хоть я себя в глазах твоих унижу,

Исхода, кроме хитрости, не вижу.

Ты с войском здесь останься на виду.

Я тайно в Руиндиж один войду.

Тот, несомненно, муж и славный воин

И трона Кеев и венца достоин,

Кто не страшится множества врагов,—

Акул в морях, на суше грозных львов.

Но все ж — бывают взлеты и паденья,

Нужна и хитрость на путях сраженья.

Войду я в крепость в образе купца;

Не знают тюрки моего лица.

В успехе я уверен. В том порука

И опыт мой, и ратная наука.

А ты войска в готовности блюди.

Поставь дозор надежный впереди.

Коль днем дозоры дым густой увидят

Иль зарево во тьме ночной увидят,

Ты помни: это знак я подаю,

Что срок настал — судьбу решать в бою.

Тогда ты подымай войска Ирана,

Мужей, чьи копья тяжелей тарана.

Под знаменем моим людей веди,

Сам на виду у всех и впереди,

Иди в броне моей, могуч и яр,

Чтоб все сказали: «Вот — Исфандиар!»

Потом призвал наездников любимых,

Испытанных, в бою неустрашимых.

Велел им сотню рослых, молодых

Пригнать верблюдов, на подбор гнедых.

Навьючил на десять мешки с деньгами,

На пять — тюки с китайскими шелками.

На пять — мешки рубинов, наконец,

На одного — престол свой и венец.

И принесли сто сорок сундуков,

С устройством хитрым потайных замков.

Сто шестьдесят он взял мужей надежных,

Выносливых, в засаде осторожных.

Сто сорок в сундуки он заключил,

Горбы верблюдов ими отягчил.

А двадцати оставшимся избранным

Он вретищем велел облечься рваным,

Чтоб к Руиндижу караван вели,

Чтоб за рабов-погонщиков сошли.

И, плечи пыльным облачив халатом,

Он с караваном двинулся богатым.

Приблизился к воротам наконец

И стражам объявил, что он купец.

Цепями заскрипел тяжелый ворот.

Ворота отперлись, вошел он в город.

Все услыхали про его приход.

Глазеть сбежался уличный народ.

«Купец пришел! — встревожились базары,—

Меняет он дирхемы на динары!»

Сперва вельможи важные пришли

Изделья поглядеть чужой земли.

«Что продаешь купец? — они спросили.—

Что нам предложишь? Золота, парчи ли?»

Ответил он: «Довольно тут всего,

Но лучшее — для шаха самого!

Пусть шах великий гостя не обидит,

Пусть посмотреть мои товары выйдет!»

И вот вельможи царские купцу

Велели ехать прямо ко дворцу.

К царю пришел он с чашей золотою,

Наполненной отборной бирюзою.

Шелка Китая, яхонтов поднос

И груду перстней шаху он принес.

Румийскою парчой дары покрыл он,

И амброй их бесценной окропил он.

Наполнился благоуханьем зал,

Когда перед Арджаспом он предстал.

У ног царя рассыпал он динары,

Речистой лести расточая чары.

«Будь благосклонен к бедному купцу.

Я — из Ирана — тюрок по отцу.

Торгую в Руме дальнем я и в Чине,

Пересекаю горы и пустыни.

С богатыми товарами в Туран

Привел я в сто верблюдов караван.

О шах! Я честным торгом промышляю.

Я продавец, а также покупаю.

Надеюсь я, ты защитишь меня,

О покровитель мира и броня!

Так разреши заняться мне торговлей,

Сложить товары под надежной кровлей.

Укрой под сенью милости твоей

Меня, моих верблюдов и людей!»

Сказал Арджасп: «Ты — под защитой шаха!

Развеселись душой. Торгуй без страха!

Ты здесь — мой гость. И никаких обид

Никто в Туране вам не причинит».

И царь сказал своим вазирам слово,

Чтобы они на площади дворцовой

Обширный дом для гостя отвели

И весь товар туда перенесли.

Арджасп устроить там базар велел

И от воров стеречь товар велел.

Нехватки не было в могучих мужах,

Таскавших сундуки на спинах дюжих.

Один носильщик, весь в поту, спросил:

«Чем сундуки приезжий нагрузил?

Как будто мне,— хоть я и слон по силе,—

Всей жизни тяжесть на плечи взвалили!»

Открыл, украсил лавку Руинтан,

Как будто по весне расцвел тюльпан.

У входа пел речистый зазывала,

Толпа у входа лавки вырастала.

Ночь пробыл дома гость, а поутру

Опять явился к шахскому двору.

Перед Арджаспом преклонил колени

И сплел узор цветистых восхвалений.

Сказал: «По диким я прошел степям.

Позволь дары сложить к твоим стопам!

Не откажи, владыка благосклонный,

Прими браслеты, перстни и короны!

Пусть выберет твой главный казначей

Сокровища — для милости твоей!

И сколько бы ни взял он, честь мне будет;

А моего богатства не убудет.

Владыки дело — брать, купца — дарить.

За бедный дар прошу меня простить».

Арджасп развеселился, засмеялся,

Все больше к гостю сердцем он склонялся.

Спросил: «Как звать?» Ответил гость: «Харрад,

Я — весельчак, из тех, кто жизни рад».

Ответил царь: «Эй, странник благородный,

Ты много выстрадал в степи безводной.

Живи, торгуй. Я сам — защитник твой.

Ко мне являйся прямо в час любой».

Выспрашивать он начал Руинтана,

Что делается на земле Ирана.

Ответил тот: «Пять месяцев почти

Я пробыл в изнурительном пути».

Спросил Арджасп: «Что слышно о Гургсаре?

Какие вести об Исфандиаре?»

«Великий шах! — ответил лже-Харрад,—

По-разному об этом говорят.

Был слух: Исфандиар попал в немилость,

И средь иранцев смута заварилась...

Был слух, что войско поднял он в поход,

Что он путем семи преград идет,

Что он решил семь подвигов свершить

И стены Руиндижа сокрушить».

Захохотал Арджасп, сказал: «Пустое!

Да никогда не сбудется такое!

И коршун там не пролетит вовек,

Будь Ахриман я, а не человек!»

Склонился муж к подножию престола,

Вернулся на базар с душой веселой.

Велел он двери лавки открывать,

Велел прохожих в лавку зазывать.

Толпа росла, шумела и галдела,

На шелк румийский с завистью глядела.