Река молвы несла Хафтвада славу,
То Ардаширу стало не по нраву.
Простерлась повелителя рука —
И двинулись огромные войска.
Хафтвад о приближенье войск услышал,
Но даже поглядеть на них не вышел.
Уверенный в могуществе своем,
Он знал — врага любого ждет разгром.
Послал полки навстречу войску шаха.
Затмилось небо облаками праха
И почернел весь мир, когда Хафтвад
Дружины в битву двинул из засад.
К земле копыта коней прирастали,
А люди рук от ног не отличали,
Такой повеял ветер в лица им.
Военачальник, ужасом гоним,
Прочь ускакал. Бежали с поля брани
Живые, кроясь в мраке и тумане.
Пришли и повинились пред царем,
Какой великий понесли разгром.
Встал Ардашир и сам войска возглавил,
Людей вооружил творца прославил,
Пошел он на Хафтвада; но вознес
Хафтвад главу до неба, как утес.
Укрылся с войском на своей вершине,
Замкнул врата железные твердыни.
Вот старший сын Хафтвада услыхал:
Война! В беду отец его попал!
В ту пору за морем далеко был он,
Но, сев на корабли, домой приплыл он.
Он был воитель с твердою рукой,
Суровый, властный, звался он Шахой.
Когда с дружиной он приплыл к Хафтваду,
Он сердцу отчему принес отраду.
На Ардашира с правого крыла,
Гремя грозою, рать его пошла.
И вот сошлись и сшиблись оба строя
На пыльном, на широком поле боя.
На рать Шахоя глянул Ардашир —
И тесен стал ему прекрасный мир.
Слух оглушал карнаев грохот гневный.
Был нестерпим свирепый зной полдневный.
Был то — не бой, был ад такой, скажи,
Что без сознанья падали мужи.
Мечи в пыли, как молнии, блистали;
Как божий гром, литавры грохотали.
Основы дрогнули земных глубин,
А воздух стал багряным, как рубин.
Удары палиц по железным шлемам
Ужасны были. Мнилось — гибель всем им.
Взрывая пыль, летели скакуны.
Равнины были трупами полны.
Войска Хафтвада шли, как в час прилива
Индийский океан — за гривой грива.
Так было тесно на поле бойцам,
Что не было спасенья муравьям.
Желтея, солнце к западу склонилось,
Земля чадрою синей облачилась.
Шах Ардашир отвел войска во мглу
Вечернюю, за озеро в тылу.
Там станом стал, когда в небесной черни,
Как мускус, почернел янтарь вечерний.
Им не хватило в озеро воды,
Коням и людям не было еды.
Михрак в Джахраме, правнук кеев, жил.
Нушзад Михрака-мужа возрастил.
Узнал Михрак о бедах Ардашира,
Что окружен врагом владыка мира,
Что обречен он с войском голодать,
Что некуда им больше отступать.
И ополчил войска Михрак упрямый
И на столицу двинул из Джахрама.
Сокровищницы шахские Михрак
Опустошил, страну поверг во мрак.
Лев-Ардашир, услыша весть об этом,
Великим обязал себя обетом:
«Клянусь не выступать на бой с врагом,
Не защитив сперва свой отчий дом!»
Помощников своих созвал он главных,
Мужей науки, полководцев славных.
«Что думаете вы? — он им сказал.—
Мы — в яме. Да еще Михрак напал.
Разбиты мы, невмоготу нам стало...
И вот еще Михрака не хватало!»
«О государь! — сказал ему совет.—
Ему спасенья от возмездья нет!
Ты — кей, владыка истинный. Как можно
Тужить, когда твой враг — Михрак ничтожный?
Ты — царь, хранимый волею судьбы,
Повелевай! Мы все — твои рабы!»
Шах приказал подать вино и чаши,
Раскрыть суфру, весны цветущей краше.
Барашков жарить на углях велел,
Устроил пир, душой повеселел.
Когда жаркое на углях поспело,
Стрела из тьмы глубокой прилетела.
Барашку в спину та стрела вошла.
Отпрянули все гости от стола,
И побледнели щеки их от страха,
Не содрогнулось только сердце шаха.
Он выдернул стрелу; глядит — она
Письмом таинственным испещрена.
Встал, разобрал дабир, мудрец индийский,
Письмо, что писано по-пехлевийски.
Сказал: «О шах! Звезда твоя светла.
Друг пишет нам. Письмо его — стрела:
«Когда б из лука целился в царя я,
Стрелу в него вогнал бы до пера я.
Есть червь у нас в твердыне — наш оплот;
Пусть миром государь от нас уйдет!»
И все вазиры шаха изумились,
Когда им знаки тайные открылись
На черной деревянной той стреле.
Густела ночь. Тонула даль во мгле.
И все молились в робости великой,
Чтоб фарр не мерк над истинным владыкой.
