Умолк Рустам. Исфандиар поднялся
И, как апрель прекрасный, рассмеялся.
От тех речей Рустамовых огнем
Он запылал. Вскипело сердце в нем.
Сказал: «О битвах и трудах Рустама
Внимал я жалобам в словах Рустама,
Теперь послушай о моих делах,
Как я надменных растоптал во прах.
Все помнят, как во имя веры правой
{47}Меч на Арджаспа поднял я со славой.
Я тонущего в сквернах ниспроверг,
Владычество неверных ниспроверг.
Я сын царя природного Гуштаспа,
И внук я благородного Лухраспа.
Авранди-шах — Лухраспа был отец,
Прославлен в мире был его венец.
Авранди-шах рожден был Кей-Пашином,
А Кей-Пашин был Кей-Кубада сыном,
Чей выше звезд стоял великий трон,
Кто был так щедро небом одарен.
И так до Фаридуна мы дойдем,—
Он древа Кеев древним был стволом.
Мой дед по матери, кейсар великий —
Румийских стран и западных владыка.
Тот царь кейсар от Салма род ведет,—
Могучий это, справедливый род.
А Салм был Фаридуна ветвь и плод,
А Фаридун — Ирана был оплот.
Ты у царей — отцов моих счастливых,
Вождей великих и благочестивых —
Был верным уважаемым слугой,—
Тем не хочу гордиться пред тобой!
Царями трон тебе дарован твой,
Хоть ты царям и зло творил порой.
Вниманье моему яви рассказу,
А ложь скажу — прерви рассказ мой сразу!
С тех пор как дед возвел отца на трон,
Я был бронею браней облачен:
Я воевал с врагами правой веры,
Побил неверных без числа и меры.
Когда ж меня Гуразм оклеветал
{48}И в Гумбадане узником я стал,
Вернулись орды из туранских далей,
Несчастного Лухраспа растерзали.
Тогда Гуштасп — смятеньем обуян —
Послал Джамаспа в крепость Гумбадап.
Когда Джамасп меня в цепях увидел,
Не слезы — кровь в моих глазах увидел,—
С собой привел он в башню кузнецов,
Чтоб отпереть замки моих оков.
Страх овладел послом и кузнецами,
Когда я встал и загремел цепями.
Сломал ошейник, на глазах толпы
Порвал оковы, повалил столпы.
На скакуна вскочил я вороного
И поскакал царю на помощь снова.
И от меня бежал, покинув стан,
Арджасп, туранский лев и пахлаван.
Облекшись панцирем железнобронным,
Погнался я за тигром разъяренным.
Мир не забудет подвигов моих;
Я дивов истребил и львов степных.
Взял Руиндиж и на стенах крутых
Настиг врагов и уничтожил их.
Чьи столь великий труд свершали руки?
А что там вынес я! Такие муки
Не испытал онагр, голодным львом
В пустыне раздираемый живьем!
Акула стольких мук не выносила
В тот час, как крюк смертельный проглотила!
Был медностенный замок на скале,
Тонувший в облаках, в небесной мгле.
Шли Фаридун и Тур туда с войсками.
Но неприступен был за облаками
Оплот язычников на кручах скал.
А я пришел — их ужас обуял!
Я взял тот грозный замок на вершине,
Разбил кумиры в капище твердыни.
На жертвенниках мной огонь зажжен,
Что был Зардуштом с неба принесен.
Нигде теперь врагов Ирана нет!
Ни войск, ни шаха у Турана нет!
Вернулся я, прославленный в боях,
В Иран, где правит величавый шах.
Но, вижу, затянулись речи наши.
Вина ты жаждешь — так подымем чаши!»
«Деянья наши,— вымолвил Рустам,—
Бессмертным станут памятником нам.
Будь благосклонен и послушай слово
Бывалого богатыря седого!
Когда б я не пошел в Мазандеран
С мечом, с копьем тяжелым, как таран,
Где в кандалах томился Кей-Кавус
И с ним слепые Гив, Гударз и Тус,—
Кто б положил конец их тяжкой муке?
Кто б на Диви-сафида поднял руки?
{49}Где б Кей-Кавус спасение обрел?
Кто б шахский воротил ему престол?
Был мною шах освобожден великий,
Поставлен на иранский трон владыкой!
Главы врагов я отрывал от тел.
Не саван их тела — а прах одел.
Мне друг в боях был Рахш огненноярый,
А старый меч мой щедр был на удары.
Когда ж Кавус пошел в Хамаваран
И вновь подставил шею под аркан —
Собрал тогда я воинство в Иране,
Богатырей повел на поле брани.
Царя врагов я выбил из седла,
Сразил его, как божия стрела.
Вновь из темницы вывел я Кавуса,
Оковы снял с Гударза, Гива, Туса.
Афрасиаб, пока я вел войну,
Ударил на Иранскую страну,
Привел войска, подобно грозным тучам.
И вновь я полетел на бой с могучим.
Когда скакал я под ночною тьмой,
Не грезились мне отдых и покой.
Афрасиаб, мое увидя знамя,
Вдали сверкающее, словно пламя,
Услышав ржанье моего коня,—
Все бросил, спасся бегством от меня.
Но если б Кей-Кавуса я не спас —
И Сиявуша не было б у вас,
И Кей-Хосрова слава б не сияла!
А от него берете вы начало.
Эй, шах! Вот я большую прожил жизнь,—
На разум мой, на опыт положись.
Порукой — честь! Тебя я властелином
Поставлю над Ираном и над Чином.
Когда ж сковать меня ты вздумал, шах,
Корысти не найдешь ты в тех цепях.
Как я примчусь на бой, как взвею прах —
Меж небом и землей посею страх!
Был я великим, счет терял победам,
Когда Лухрасп был никому не ведом.
Имел я эти земли, этот дом,
Когда Гуштасп был в Руме кузнецом.
Что ж ты кичишься предо мной венцом,
Гуштасповым престолом и кольцом?
Был молод, поседел я чередом,
Но я не ведал о стыде таком:
«Иди! Свяжи Рустама!» — кто так скажет?
Мне сам творец вселенной рук не свяжет!
Вот в оправданьях унижаюсь я.
Речей довольно! Щит мой — честь моя!»
И рассмеялся Руинтан могучий,
Встал, плечи распрямил и стан могучий.
«Эй, муж слоноподобный! — молвил царь —
Все это о тебе слыхал я встарь!
Как львиное бедро — твоя десница,
А шея — мне драконьей крепче мнится».
Так говоря, он руку старцу жал
И разговор с улыбкой продолжал.
Так руку жал, что сок кровавый на пол
Из-под ногтей Рустамовых закапал.
Рустам не дрогнул, руку сжал в ответ
Исфандиару и сказал в ответ:
«Блажен Гуштасп и славой властелина,
И тем, что породил такого сына!
Четырежды блажен могучий род,
Чьей ветви цвет вовек не отцветет!»
Так говоря, кивал он белой бровью,
Сжимая руку шаха. Черной кровью
Рука у Руинтана налилась,
Но тот не дрогнул и сказал, смеясь:
«Эй, лев! Сегодня пить со мною будешь!
А завтра утром о пирах забудешь!
Как завтра утром стану в стремена,
Надену шлем, броню на рамена —
Ты жизнь сочтешь за тягостную ношу,
Когда тебя копьем с седла я сброшу.
Свяжу тебя и к шаху приведу,
Но знай — не на позор, не на беду.
Скажу: «Вот он! Вины на нем не знаю!»
Тебя я перед шахом оправдаю.
И ты со славою пойдешь домой,
Добро, богатство понесешь с собой».
Захохотал Рустам, махнув рукой
И потрясая гривою седой,
Спросил: «Ты где привык к мужскому бою,
С моею не встречавшись булавою,
Когда я закручу ее смерчом,
С моим арканом, луком и мечом?
Но если завтра так судьба устроит,
Лицо любви от нас она закроет,
И будет кровь на пир принесена
И злоба — вместо красного вина,
Мы руд заменим барабаном ярым,
Мы грудь и плечи обречем ударам.
И ты познаешь, что такое бой,
И мощь мужская, и удар мужской!
Как соберусь я завтра, в поле выйду,
Тебе, мой шах, не причиню обиду,—
Нет! Подыму тебя я над седлом,
И в плен возьму, и отвезу в свой дом,
И приведу тебя к златому трону
И поднесу тебе свою корону,
Что дал мне Кей-Кубад, великий шах,
А он да возликует в небесах!
Я дверь моих сокровищниц открою,
Казну свою рассыплю пред тобою,
Дам все, что нужно войску твоему,
До вечных звезд венец твой подыму!
Воспрянув сердцем радостным из праха,
Приду с тобой к престолу шаханшаха.
Покорством слово правды облачу,
Тебе венец Ирана я вручу.
Приму на плечи прежней службы бремя,
Как я служил царям в былое время.
Все сорняки в посеве прополю,
Отрадой светлой сердце обновлю.
Коль шахом станешь ты, а я — слугою,
Кто в мире устоит перед тобою?»
