Так, в раздраженье, завершил он путь,
Не мог он успокоиться, уснуть.
К Афрасиабу поспешил воитель.
Спросил о путешествии властитель.
Вручил письмо, поведал о делах.
Прочтя письмо, возрадовался шах.
Воскликнул Гарсиваз: «Письму не верь ты,
Владыка, зятю своему не верь ты!
Иранский шах Кавус, тайком от нас,
К нему посланца присылал не раз.
Он ждет вестей из Рума, из Китая,
Он пьет вино, Кавуса поминая».
Тогда, тоскою горькою томим,
Стал государь печальным и больным.
Сказал: «Мой брат, со мной ты связан кровью,
Пришел ко мне, руководим любовью.
Подумай глубже о моей судьбе,
Вглядись в нее: что вспомнится тебе?
Ужасный сон — моей тоски основа,
Мой разум потемнел от сна дурного.
На Сиявуша не пошел войной,
Он тоже мира пожелал со мной.
Покинув родину, ко мне пришел он,
И честности и верности мне полон.
Он чтил меня, я стал ему царем,
Дарил его лишь благом и добром.
Я дал ему страну, сокровищ груду,
Решил: печаль и ненависть забуду.
Я перестал с Ираном враждовать,
Отныне Сиявуш — мой друг, мой зять.
И после всех дарений, всех усилий,
Когда мы трон, венец ему вручили,
Могу ли на него низвергнуть зло,
Чтоб столько толков по земле пошло?
Что скажет бог, когда мы гнев обрушим,
Расправимся с безгрешным Сиявушем?
Не лучше ль Сиявуша с глаз долой
Отправить поскорей к отцу домой?»
Пылая местью, Гарсиваз ответил:
«Правдолюбивый царь, что сердцем светел!
С таким мечом и с булавой такой,
С благословенной господом рукой,
Без войска Сиявуш не возвратится,
Твои померкнут месяц и денница,
И рать твоя к иранцу перейдет,—
Пастух, лишенный стада, пропадет».
Афрасиаб на мир взглянул угрюмо.
Он мучился, в нем зрела злая дума.
К нему и в ранний час, и в поздний час
Входил в покои злобный Гарсиваз.
Хулитель вероломный и лукавый,
Он сердце шаха наполнял отравой.
Так время над властителем прошло.
Проникли в сердце шаха боль и зло...
Однажды повелел он Гарсивазу!
«Скачи,— пусть внемлет Сиявуш приказу,
Ко мне пусть быстро соберется в путь,
При нем ты неусыпным стражем будь».
У Гарсиваза, хитрого и злого,
Готовы были сети зверолова.
Приехав, сразу в город не вошел,—
Красноречивый послан был посол.
Пред Сиявушем прах облобызал он,
Царю о Гарсивазе рассказал он.
Услышал царь, что прибыл Гарсиваз,
В тревоге свет в его глазах погас.
Он думал, поражен необычайно:
«Здесь кроется неведомая тайна.
Что говорил с царем наедине
Вельможа добронравный обо мне?»
Но вот подъехал Гарсиваз, и сразу
Царевич пешим вышел к Гарсивазу,
Спросил: «Хорош ли путь? Здоров ли шах?»
Спросил о государственных делах.
Тот передал приказ царя Турана.
Был осчастливлен витязь несказанно,
Воскликнул: «С мыслью о царе, клянусь.
Я даже от меча не отвернусь!
Смотри, мы в путь готовы, мы уходим,
Поводья привязав к твоим поводьям».
Злокозненный смутился клеветник,
От мудрой речи головой поник.
Подумал: «Если с Сиявушем вместе
Мы выступим —я не исполню мести:
Не попадет иранец в мой капкан,
Увидит шах, что речь моя — обман.
Теперь нужны мне хитрость и сноровка,
Чтоб Сиявуша сбил с пути я ловко».
Он пролил слезы жаркие из глаз,—
И обманул иранца Гарсиваз.
И возмущенье и негодованье
Услышал Сиявуш в его рыданье.
Спросил он мягко: «Что случилось, брат?
Какою тайной скорбью ты объят?
Когда туранский царь тому виною,
Что плачешь ты сейчас передо мною,
То выйду я с тобою в путь, начну
С Афрасиабом грозную войну.
Откройся мне, доверься мне вначале,
Чтоб я тебя избавил от печали».
Ответил Гарсиваз: «Я речь веду
Не про свою обиду и беду.
О споре меж Ираном и Тураном,
О горе, что грозит соседним странам,
О сущности вражды я полон дум,
Мне мудрые слова пришли на ум:
«С тех пор как Тура бог покинул правый,
Настало зло, воюют две державы».
{32}Не Тур — Афрасиаб царит теперь,
Но он такой же бык, такой же зверь.
Пройдет немного времени,— владыки
Узнаешь нрав коварный, злобный, дикий.
К тебе пылает злобой туран-шах,—
Судьба людей сокрыта в небесах.
Ты знаешь — я твой друг во всем и всюду,
Всегда тебе товарищем я буду.
О шахе я сказал, добро любя,—
Грешно таить мне правду от тебя».
Ответил Сиявуш: «Гони тревогу,
Затем, что я иду, внимая богу.
Афрасиаб,— о нем я думал так,—
Стал светом для меня, развеял мрак.
Когда б решил он, что ищу я брани,
Меня бы не возвысил он в Туране,
Не дал бы мне страну, венец, престол,
Свое дитя ко мне бы не привел.
К его дворцу пойду с тобой теперь я,
Рассею мрак, добьюсь его доверья.
Где правда проступает сквозь туман,
Там терпит поражение обман».
Ответил Гарсиваз: «Он зверя хуже,
Он не таков внутри, каков снаружи
Тебя он предал, обманул, злодей,
Зашил он очи мудрости твоей.
Покинул ты отца, незрел и молод,
Пришел в Туран, воздвиг огромный город.
Так обольстил тебя Афрасиаб,
Что служишь ты ему, как верный раб».
Он говорил, а в голосе — рыданье,
В душе — коварство, на устах — страданье.
Тут Сиявуш в него вперил глаза,—
Из них катились за слезой слеза.
У Сиявуша пожелтели щеки,
Издал он вздох, тяжелый и глубокий,
Сказал: «Не вижу, в глубь вещей смотря,
Чтоб заслужил я ненависть царя.
Пусть я познаю муку и обиду —
Из подчинения царю не выйду.
Без войска я пойду с тобой к нему,
Причину гнева царского пойму».
А Гарсиваз: «Не вижу в этом смысла,
Чтоб ты пошел, когда беда нависла.
Заступник твой, спасу я жизнь твою,
Огонь, быть может, я водой залью.
Афрасиабу изложи в посланье
Все доводы, все речи в оправданье.
Когда увижу: царь не хочет зла,
Настал хороший день, заря взошла,
Немедленно гонца к тебе отправлю,
От мрака и тоски тебя избавлю.
А если царь коварен, гневен, зол,
То и тогда примчится мой посол.
Ты действуй быстро, чтоб достигнуть цели,
Ты долго не раздумывай; отселе
В ста двадцати фарсангах есть Китай.
А в триста сорока — иранский край.
Там у тебя и войско и держава,
Там у тебя отец, закон и право.
Во все концы отправь своих послов,
Не медли, будь к сражению готов».
И Сиявуш совету внял дурному,
Душой беспечной погруженный в дрему.
