«Как быть мне? — размышлял дастур-мобед,—
Как видно, наступило время бед!
Мы — обитатели земного мира —
Все смертны. Сына нет у Ардашира.
Пусть он хоть два столетья проживет,
Но он умрет, и враг на трон взойдет.
Мне бесполезно с шахом словопренье.
Я сам приму великое решенье.
Луну мечом я не повергну в прах.
Раскается еще суровый шах.
Я подожду, кто от нее родится,—
Тогда и воля шахская свершится.
К лицу ль мне злу бессмысленно служить?
Я должен зорким быть, разумным быть!»
И вот царевну в замке отдаленном
Он поселил в покое потаенном;
Сказал: «Живи, не ведая обид.
Здесь только ветер в окна залетит».
Но думал сам: «Врагами окружен я...
И буду оклеветан, обвинен я.
Так поступлю я, чтобы недруг злой
Не загрязнил вовек источник мой».
Ушел к себе. И в потайном покое
Отсек свое достоинство мужское.
Прижег, бальзам на рану наложил,
Отрезанные части засолил
И в потайной ларец от тленья спрятал.
Стеная, тот ларец он запечатал.
Пришел к царю, сказал: «Под крышкой здесь
Свидетельство, что совершилась месть.
Записаны здесь год и день отмщенья.
Отдай ларец в казну на сохраненье».
И вот царевне срок рожать настал.
Об этом даже ветер не узнал.
Дочь Ардавана сына породила,
Как будто солнце миру подарила.
Хозяин замка всех чужих прогнал,
Шапуром сына шаха он назвал.
Растил его он втайне, в доме старом.
Царевич вырос, осиянный фарром.
Вот прибыл к шаху тот дастур-вазир
И видит — молча плачет Ардашир.
Ему сказал мобед: «Эй, шах вселенной,
Ты стань причастен к тайне сокровенной.
Исполнились желания твои —
Враги твои утоплены в крови.
Нет горя! Время радости настало —
Пора веселья, песен и фиала!
Твои — все семь вселенной поясов,
{60}Войска, и правый путь, и трон отцов!»
И скорбный Ардашир ему ответил:
«О друг, ты духом тверд и сердцем светел!
Ты прав: покорна моему мечу,
Судьба дала мне все, что я хочу,
Но пятьдесят один мне год,— подумай!
Как в камфаре, я в проседи угрюмой.
Мой мускус побелел, мой цвет увял,
{61}Мне нужен сын, чтоб рядом тут стоял,
Опорой был бы мне. Тоска о сыне
Так велика, что мне земля — пустыня!
Родного кровного со мною нет!
Кто сядет здесь, когда покину свет?»
И тут подумал старец прозорливый:
«Теперь открыться срок настал счастливый».
Сказал: «О ласковый к рабам своим
Владыка, небом посланный самим!
Я в этом горе дам тебе ограду,
Коль ты пообещаешь мне пощаду».
Царь удивился: «Речь твоя темна.
Открой, о мудрый, в чем твоя вина?
Все говори, что ведаешь, без страха!
А слово мудреца — услада шаха».
И так ему ответствовал мобед:
«О мудрый властелин, вселенной свет!
В твоей казне один ларец хранится;
В нем тайна некая должна открыться».
Тут казначея Ардашир призвал,
Принесть ларец немедля приказал,
Сказал: «Посмотрим, что ларец скрывает.
И пусть догадка душу не терзает».
Принес ларец к престолу казначей,
Хранитель всех сокровищ и ключей.
Спросил мобеда властелин вселенной:
«Что ты сокрыл в ларец запечатленный?»
Ответил тот: «Себя я оскопил
И плоть свою в ларце заветном скрыл.
Дочь Ардавана мне, о царь, вручил ты,
Убить велел. В ту пору гневен был ты.
Я не убил ее. Она была
В те дни твоим ребенком тяжела.
Я вечного Йездана устрашился
И тут же оскопить себя решился,
Чтобы меня не заподозрил ты,
Чтоб не погиб я в море клеветы.
Я сына твоего назвал Шапуром,
И он достоин стать твоим дастуром.
Теперь исполнилось ему семь лет,
И сыновей, ему подобных, нет
И не было у всех царей вселенной.
И он твой сын, о шах благословенный!
А мать его — в сокрытье, вместе с ним.
Живет она и дышит им одним».
Царь выслушал мобеда, изумился.
В раздумье он безмолвно погрузился.
Потом сказал: «О друг мой, верный мне,
Ты принял муки по моей вине!
Твоей услуги я не позабуду,
Твое добро я вечно помнить буду.
Найди ты сто-ровесников его,
Похожим всем на сына моего.
Пусть одинаково все облачатся;
Мой сын средь них не должен отличаться.
Дай каждому ты для игры чоуган
И в мяч играть веди их на майдан.
Престол поставь мне. Буду я с престола
Следить за этой детворой веселой,
А сердце правду пусть подскажет мне
И сына моего укажет мне».
