В Тюмени нас уже ждал родной внедорожник с Денисом Черновым за рулём. Увидев нас, он разулыбался и замахал руками, после чего распахнул двери.

– Рад, что вы целы, ваше сиятельство, – радостно сказал он, окинув нас с Сорокиным быстрым оценивающим взглядом.

Дорога от Тюмени до имения тоже пролетела незаметно. Я смотрел в окно на редкие перелески и убранные к зиме поля, чувствуя, как с каждым километром тяжелеют веки. В груди становилось теплее от приближения к дому и к Сердцу Феникса.

Я не смог бы теперь разделить эти две самых важных для меня ценности. Сердце всегда было для меня в приоритете, но теперь у меня появился дом. Появились близкие люди, жизни которых зависят от меня. Всё это теперь стало для меня неразделимым, одинаково дорогим моему сердцу и моей душе.

Наконец мы добрались до земель Шаховских. Дышать сразу стало легче. Напряжение последних дней и недель медленно отступало, тело и разум расслаблялись, бдительная осторожность отходила на второй план. Ведь я почти дома.

Вскоре машина замедлила ход. Я протёр глаза, не веря увиденному.

По обеим сторонам подъездной дороги, от ворот и до самых дверей стояли четыре сотни моих гвардейцев в полной боевой выкладке, в чистой отглаженной форме. Они замерли строем. В оглушающей тишине было слышно только урчание мотора и шелест шин по асфальту.

Денис затормозил сразу за воротами и бросился открывать мне дверь. Я вышел из машины, и воздух дрогнул.

– За графа! – прорвался сзади чей‑то срывающийся на крик бас.

– Ура! Ура! Ура‑а‑а! – грянул рёв четырёхсот глоток.

Эхо покатилось по окрестным землям, спугивая стаи ворон с верхушек тисовых деревьев. Я стоял ровно и прямо, ощущая, как этот рёв бьёт в грудь почти физической волной.

Агата испуганно вцепилась когтями в моё плечо, а из тени на миг высунулся любопытный клюв Гроха.

Строй замер на секунду, и снова грянуло. Ещё громче, ещё яростнее.

– За род! За империю! Ура! Ура! Ура‑а‑а!

Казалось, что сама земля задрожала под ногами. Я видел лица своих людей. огрубевшие, обветренные, с глазами полными огня.

И, наконец, раздался третий залп, слившийся в единый рёв, в котором уже не было слов, лишь одно сплошное торжествующее и стальное:

– Ура! Ура! Ура‑а‑а‑а!

Я не стал ничего говорить. Не стал кивать или махать рукой. Я просто стоял и принимал их клятву. Их верность. Их силу.

Только тогда, когда последнее эхо замерло вдали, я сделал шаг вперёд и прошёл сквозь строй. Мимо застывших, как изваяния, бойцов. Мимо сжатых кулаков, прижатых к груди. Мимо глаз, в которых читалось одно: наш граф вернулся домой.

– Вы заслужили их преданность, ваше сиятельство, – негромко сказал Зубов, встав рядом со мной. – Как и они заслужили право на гордость, что служат именно вам.

Я кивнул и повернул голову к дому, заметив, как распахнулась дверь особняка. На пороге стоял Герасим, с лицом, невозмутимым, как гранитная глыба. Но в его привычно холодных глазах я увидел то, чего не видел ещё ни разу, – отсвет того самого рёва.

– Добро пожаловать домой, ваше сиятельство, – произнёс он, отчеканивая каждое слово.

И только после этого приветствия на крыльцо выскочил Борис, чуть не сбив меня с ног. Бабушка стояла позади, не скрывая слёзы гордости, но помимо них я видел странную горечь в её глазах. Будто она совсем не рада, что я вернулся.

– Костя! – крикнул мне в ухо брат, подпрыгнув и повиснув на мне. – Братик вернулся! Живой! Костя!

– Ну ты чего, – я неловко погладил Борю по голове, и прижал его к себе левой рукой, переживая за то, что он может напороться на топоры, которые я до сих пор не снял. – Я же обещал, что вернусь.

– И всё равно, – шмыгнул он носом. – Мы же переживали.

У меня отлегло от сердца. Я опасался, что по приезду вместо брата меня встретит оружие тьмы – равнодушное и отстранённое. Но вроде бы эмоции на месте, а значит я успел вернуться до его первой битвы. Можно просто выдохнуть и насладиться тем, что я дома.

– Ладно, отпускай меня уже, – сказал я, занося брата в дом. – И где Вика?

– Она в пещере под особняком, – уже тише сказал Боря. – Восстанавливается и отдыхает.

– Что случилось? – я замер на полушаге, обернувшись к бабушке.

– Тут такое было! – Борис отпустил меня и несколько раз хлопнул в ладошки. – Представляешь, вчера был прорыв на стене! Монстры третьего ранга!

Я почувствовал, как по спине бежит холодок, а волосы на затылке встают дыбом.

– Мы отбились? – спросил я. Голос надломился и прозвучал будто издалека.

– Ещё как! – брат подпрыгнул на месте и вскинул сжатый кулак вверх. – Мы с Викой были там! Представляешь, мы видели, как наши гвардейцы сражались со стриженями!

– Кто допустил детей на стену? – я посмотрел на Юлию Сергеевну, и та отвела взгляд.

– Ситуация была критическая. Мы поехали к стене сразу, как объявили о прорыве, – тихо сказала она. – Детей на стену не пустили, не подумай чего. Просто эти монстры перед гибелью выпускают смертельные проклятья. Если бы не Вика, мы бы потеряли много людей.

Я зажмурил глаза и сжал кулаки. Аура тьмы взвилась вокруг меня бушующим вихрем. Борис сжался и начал пятиться к бабушке.

Как могло произойти такое за каких‑то четыре дня? Прорыв монстров нельзя подстроить, но это верно только если речь о людях. Я точно знал, кому было выгодно сделать так, чтобы Борис оказался рядом с монстрами пока меня нет рядом.

И это не простое совпадение. Тьма руководила братом, тьма управляла монстрами, что бросились на стену. Тьма хотела получить своего бездушного солдата, верного одной лишь ей.

Для матери стихий не было различий между взрослыми и детьми. Она не обладала разумом и не оценивала риски. Просто одаривала тех, кого считала нужным, а потом собирала дань.

Первый бой Бориса должен случиться в моём присутствии. Я должен контролировать его действия и убедиться, что он не потерял часть своей души в том бое. Иначе последствия неконтролируемой битвы накроют его с головой.

Но Борис вроде бы в порядке, и он не вступил в бой. Значит причин для ярости нет. Я усмирил эмоции и убрал ауру. Не стоит пугать брата раньше времени.

– Боря, вы молодцы, – выдохнул я, изобразив улыбку. – Показали, что род Шаховских силён.

– Да, – сразу же заулыбался он. – И я послушал тебя, сделал, как ты говорил. Не стал вмешиваться в бой и присматривал за Викой.

– Вот и славно, – я потрепал его по макушке. – Пойду приведу себя в порядок.

Я распахнул дверь в апартаменты и не удивился, увидев Гроха с Агатой. Теневая кошка опасалась людей и пряталась на изнанку каждый раз, когда кто‑то оказывался рядом. Из‑за того, что она не могла долго находиться в тенях, ей приходилось искать укрытие.

Демьян уже предлагал мне свой рюкзак, чтобы я мог прятать там Агату, но я отказался. Сейчас же Грох провёл котёнка в мою комнату по теням.

– Всё, я своё дело сделал, – каркнул он. – Дальше сами развлекайтесь.

– Ты точно не пострадал после той атаки Ерофеева? – спросил я, оглядев питомца с кончика клюва до шипастого хвоста. Вроде бы видимых повреждений не было.

– Точно‑точно, – поспешно сказал кутхар. – И вообще, я тут занят.

– Чем ты можешь быть занят на изнанке? – прищурился я.

– Гнес‑здо, – прошипела Агата.

– Ого! Грох, ты накопил достаточно сил для обустройства собственного гнезда? – удивился я. – На третьем слое его делаешь?

– Это личное, – Грох недовольно покосился на Агату и каркнул. – Всё равно не найдёшь без точного следа.

– Да я и не собирался, – я пожал плечами и стянул с себя кожухи с топорами. – Просто любопытно. Это у Ерофеева с Вороновым такие мощные артефакты, или ты ещё что‑то интересное нашёл?

– Что нашёл, то моё, – Грох вздыбил перья, которые тут же налились металлическим блеском. – Моё.

– Ладно, – я зевнул и махнул рукой. – Иди уже, строй своё гнездо.

Кутхар растворился в тенях, Агату я усадил на кожаный диванчик и присел на корточки.

– Слушай меня внимательно, – сказал я. – Все, кто живёт в этом доме, – свои. Мои родственники, прислуга, гвардейцы. Их трогать нельзя.