Когда до тёмного кокона оставалось около двухсот метров, вокруг нас начал сгущаться туман. Лутковский не стеснялся использовать магию, скрыв не только наши шаги, но и тепловое излучение, чтобы нас не засекли тепловизоры. Скрытые этим туманом мы добрались до кокона и замерли.

– Феникс, попробуй что‑то сделать с барьером, – тихо скомандовал Одинцов. – Остальные прикрывают.

Я шагнул к кокону тьмы. Чёрная стена колыхнулась, почуяв приближение чужой силы. От неё веяло пустотой и холодом, будто она была одновременно на изнанке и здесь, в реальном мире. Я протянул руку и погрузил пальцы в эту дикую стихию.

Ладонь обожгло ледяной болью, а потом моя собственная тьма соткалась из ауры в плотный барьер и встала щитом между мной и стеной чужеродной тьмы. Поглотить её я даже не пытался – у меня не хватило бы сил переработать всю эту энергию, но отщипнуть кусочек я всё же смог.

В стене чёрной пелены появилась узкая щель, похожая на нестабильный тоннель, уходящий вглубь.

– Двадцать секунд, – сквозь зубы процедил я, чувствуя, как кокон сопротивляется. – Быстро!

Чтобы пробиться дальше мне пришлось выпустить свою тьму и окружить нас барьером. Моя аура расползлась вокруг нас, образовав сферу диаметром метров десять.

Одинцов первым рванул вперёд, следом за ним прорвались бойцы и Лутковский. Я шагнул в этот тоннель последним, отпуская контроль в тот же миг, как оказался на той стороне. Щель в куполе захлопнулась с тихим звуком рвущейся ткани реальности.

Похоже, я оказался прав. Эта тьма существовала на всех уровнях изнанки и реальности, и это мне совсем не нравилось. Обычно такое происходило после мощнейшего выброса энергии тьмы. Например, после гибели сразу нескольких тёмных магов.

– Придерживайтесь границ кокона Феникса, – приказал своим людям Одинцов, сканируя воздушными щупами пространство. – Двигаемся в том же порядке.

Мы шли через лабиринт полуразрушенных коридоров крепости, каменные стены которой были испещрены странными прожилками. Будто кто‑то пожевал камень и выплюнул обратно. И эти следы тоже были мне знакомы, но я старался не думать о худшем. Нужно вытащить разведчиков, а уже потом думать, что делать с этим новым открытием.

Вскоре мы вышли в круглый зал, в центре которого зияла огромная дыра в полу. Из неё сочилась та же чёрная субстанция, что и в барьере вокруг крепости. А ещё здесь же находились разведчики, за которыми мы пришли.

При нашем появлении они мгновенно вскочили, несмотря на бледность и лихорадочный блеск в глазах, свидетельствующий о сильном истощении, как магическом, так и физическом.

– Водяной, отряд в сборе, – доложил один из них, обратившись к Лутковскому. – Все, что выжили, здесь. Готовы к эвакуации.

– Данные сохранились? – спросил Лутковский.

– Приборы мы потеряли, но все данные здесь, – мужчина похлопал по нагрудному карману спецовки. – Схемы, анализ, первичная оценка.

– Тогда уходим, – скомандовал Одинцов, бросив взгляд на меня. – Феникс, удержишь барьер ещё раз?

– Удержу, – негромко сказал я, шагнув к чёрной дыре в центре зала. Моя тьма отзывалась на неё такой жаждой, что мне хотелось броситься вниз и выпить всё, что смогу.

– Феникс! – окрик Лутковского удержал меня на краю. – Уходим! Живо!

– Посмотрите данные, – прохрипел я, едва сдерживая тьму, рвущуюся из меня. – Прежде чем мы выйдем отсюда. Я должен их увидеть.

Одинцов протянул руку к разведчику, и тот передал ему обычный полевой блокнот.

– Тут мои выводы, кратко, – ответил мужчина на недоумённый взгляд главы разведки. – Остальное зашифровано.

– Водяной! – рявкнул Одинцов, заглянув в записи.

– Да что там такое? – недовольно протянул Лутковский, но взял блокнот и пробежал глазами по исписанным листам. Он оторвался от чтения и посмотрел на меня странным взглядом. – Держи, Феникс.

Мне хватило первых двух строчек.

«Зарождение аномального очага… энергетический резонанс на частоте… вероятность стабильного очага двадцать три процента… попытка калибровки… сильный магический выброс» .

Я поднял взгляд на Одинцова, который смотрел на меня так, будто это я устроил тут локальный выброс и разорвал ткань реальности.

– Как ты узнал? – спросил он глухо.

– Почувствовал, – ответил я, выругавшись про себя. – Этот барьер тьмы существует сразу на нескольких слоях, от реальности до четвёртого слоя тени. Такое возможно только при разрывах реальности.

– Ты уже видел такое, – он не спрашивал, а утверждал. – Значит, именно так начинались все аномальные очаги?

– Не все, – я мотнул головой. Перед глазами всё плыло от избытка первозданной дикой тьмы в воздухе. – Только те, где шло сражение с тёмными магами. Другие стихии ведут себя по‑другому, но результат тот же.

– Купировать этот разрыв мы не сможем, – Одинцов перевёл взгляд на Лутковского. – Уже были попытки, и ни одна из них не увенчалась успехом. Аномальному очагу быть.

– Или не быть, – я зажмурился. – Я могу попробовать очистить энергетический фон. Этого не хватит надолго, но можно отсрочить создание стабильного очага.

– Что? – Одинцов обернулся ко мне и замер с приоткрытым ртом. – Повтори, что ты сказал.

– Я могу отсрочить создание очага, – по слогам сказал я. Речь давалась мне с трудом, все мои силы уходили на удержание тьмы, голод которой становился всё сильнее с каждой минутой. – Но вас здесь быть не должно.

– Ты говоришь об этом так просто, – без каких‑либо эмоций протянул Одинцов. – Будто до этого лучшие маги нашего мира не пытались… что ты такое несёшь, Феникс?

– Я выведу вас, уходите как можно дальше, – я упал на колени и склонился над трещиной в полу. – Если заберёте меня после – буду благодарен. Если нет, то посчитаю свою миссию завершённой и уйду сам.

– Феникс…

Я положил руки на края трещины и выпустил тьму. Она окутала каждого бойца непроницаемыми коконами, а потом вышвырнула их из крепости. Вот теперь я наконец могу заняться тем, что умею лучше всего.

Тьма сконцентрировалась вокруг меня, вбирая рассеянную в воздухе энергию. Эта работа была привычной и понятной. Поглотить, очистить, выжечь и вернуть обратно. Я делал это сотни раз в прошлой жизни, но в этом мире всё было впервой.

Моё тело выгнулось дугой, пытаясь переварить тот поток дикой тьмы, что проходил через него. Боль была невыносимой, но я ещё держался в сознании.

Когда энергии тьмы стало слишком много, я призвал пламя. Оно вспыхнуло в одно мгновение, затопив всё вокруг. Каменные стены жалобно заскрипели и с хрустом начали обваливаться.

Пламя бушевало так сильно, что я уже почти его не контролировал. Я чувствовал его жар и тьму, что вгрызалась в поток энергии, хлещущей из разрыва реальности.

Мой взор тьмы раскинулся на километры вокруг, показывая мне то, что творится снаружи. Я видел, как перемещаются ауры Одинцова, Лутковского и их людей. Я видел, как гаснут ауры противников, похожие на точки на раскинувшейся передо мной карте.

Я буквально был всюду, куда хватало моего взора. И я знал, что отряд главы разведки уже в безопасности.

Пора.

Я раскинул руки и вобрал в себя всю энергию, что билась тёмным куполом вокруг крепости. В этот момент я перестал быть собой, перестал быть человеком. Я был тёмным фениксом, что очищает мир.

Одинцов перекатился по земле и похлопал ладонями себя по торсу. Вроде бы ничего не сломал. Да и тьма у Шаховского оказалась совсем ручной.

Никогда прежде глава особого крыла разведки не видел, чтобы тёмные вот так запросто манипулировали самой неуправляемой стихией. Сколько раз гибли его люди, когда тёмный маг не мог удержать барьер или остановить массовые заклятья, летевшие в своих же? Десятки раз, если не больше.

Но Шаховский – Вестник, и этим всё сказано. Вот что значит высший уровень владения собственной стихией, при том что граф даже не достиг ранга архимага. А ведь ему только восемнадцать лет. Что же будет дальше?