– Почему насмешливый?

– Потому. И у меня именно такой, когда я смотрю на ее затылок.

– А пристрелить не пробовали?

– Жену?

– Ну да, – обернулась она к нему.

Он рассмеялся:

– Ты опасна в своих вопросах и суждениях, девочка.

– Я такая.

– Я не шучу.

– И я не шучу. И потом, какая она вам жена?

– Ну ты даешь, – покачал он головой.

– Просто я чувствую людей, мужчин и женщин, что тут поделаешь? Такой родилась.

– Но ты не так далека от истины. Кто-то сказал: брак – это союз двух каннибалов, каждый из которых ждет, когда же другой уснет первым. Чтобы не томиться таким ожиданием, мы и решили поделить пространство. Вначале спальню, потом библиотеку, потом все остальное. Но двух детей и трех внуков, милая, никак не поделишь. И тебе этого в силу возраста и обстоятельств не понять. Так что пришлось заключить перемирие и смотреть друг на друга с усмешкой.

– Ясно, – кивнула она. – А что это за чудо?

На стене между стеллажами книг на специальном крепеже висел мощный арбалет и кожаный колчан стрел рядом.

– Любимое оружие средневековых воинов. Стрелял и деревянными стрелами с наконечниками из металла, и железными болтами, пробивал любую броню.

– А ваш спортивный? – спросила Юлия.

– Нет, – рассмеялся он.

– Что, настоящий? Который пробивает броню?

– Самый настоящий. Это произведение искусства. Когда-то очень давно, в юности, я занимался стрельбой из лука, а потом прочел легенду о Вильгельме Телле, народном герое Швейцарии. Он насолил местному феодалу, и тот назначил ему наказание: приказал сбить стрелой яблоко с головы сына Вильгельма, и с приличного расстояния. Телль исполнил, но сказал, что если бы попал в мальчика, то второй стрелой убил бы аристократа. За дерзость его посадили в каземат, но он сбежал и ушел в горы, подстерег злого аристократа и пристрелил его из своего арбалета.

– Крутой мужчина, – кивнула девушка.

– Так вот, из лука я стрелял отлично, но всегда мечтал обзавестись арбалетом. И один мастер золотые руки сделал мне его. Двадцать лет назад. Лет пять я развлекался, тешил свои фантазии и честолюбие стрелка, знакомые меня даже прозвали в шутку Вильгельмом Теллем, я им все уши про него прожужжал. А потом забросил – повесил его на стену.

– Покажете, как он стреляет?

– Конечно, у меня на моей стороне сада и мишень есть.

– Класс.

– Ну что, принцесса, мой ручки, и к столу? Вино и шампанское к твоим услугам. Коньяк и виски студентке не предлагаю. А также есть треть поросенка, котлеты, которые я недавно пожарил, картошка в мундире, овощи и фрукты.

– А я ведь еще пирожков из дома набрала. Бабушка если готовит, то сразу целый тазик.

– Домашние пирожки? Ах ты, моя Красная Шапочка…

– С яблоками есть и с клубникой.

– Да ты сама как клубничка.

– Какой опасный комплимент, мистер Серый Волк.

– А главное – точный.

– У нас будет поздний обед или ранний ужин? – лукаво спросила она.

– У нас будет долгий поздний ужин, – ответил Горецкий. – Очень долгий и очень поздний.

Он говорил так, что возразить ему было просто нельзя. Его уверенность подчиняла. А всего-то и нужно было – взять ситуацию в свои руки.

– Здорово, – кивнула она. – То есть домой я сегодня не попадаю?

– А это как ты захочешь сама.

– Хорошо, запомню, – глядя ему в глаза, многозначительно и с долей интриги в голосе произнесла она. – Как захочу.

– И ты мне поверила?

– В смысле?

– Никуда я тебя не отпущу, милая. Уверен, в твоем рюкзачке и зубная щетка есть. На всякий пожарный случай.

Юленька принесла из прихожей рюкзак, достала пирожки в бумажном пакете и положила на стол, а потом вынула и зубную щетку в малиновом футляре.

– Вы угадали, Горислав Игоревич, вот она, – Юленька встряхнула футляр, и щетка глухо отозвалась: «Я тут».

Уже скоро они выпили за встречу и наслаждались ужином. Поросенок был прикончен. Какие две разные гостьи лакомились им! Расскажешь – не поверят, посмеются. Две бутылки вина тоже улетели незаметно. Пожилой хозяин много шутил, юная гостья много смеялась. За окном быстро стемнело. Вечер обоим казался идеальным.

– Рубашку дадите? Хочу переодеться, – наконец сказала она.

– Конечно. – Он встал из-за стола и скоро принес ей из спальни одну из своих старых джинсовых рубашек. – Когда-то очень любил ее – теперь она только для дома. Чистая – тебя дожидалась.

– Отлично. – Она перехватила рубашку и приложила ее к лицу. – Кайф! Я на пару минут в ванную.

– Давай.

Она вернулась в его рубашке, уже с распущенными волосами, джинсы сняла, осталась в колготках телесного цвета.

– Как я вам?

– Неотразима, – сказал он.

Затем они еще немного выпили и переместились на диван, и очень быстро и проворно Юленька перебралась к нему на колени, а когда он запустил пальцы в ее пышные рыжеватые волосы, и совсем уже закрыла глаза от удовольствия – так жмурится ласковая кошка, когда ей чешут за ушком. Он целовал ее с жадностью, о которой уже забыл давно, и не сразу понял, в чем тут дело. Эта жадность передавалась всему его организму, окатывая его горячими волнами желания. Вот ведь какое дело! Вчерашняя ночная гостья не только дала ему уверенность в себе, но и вернула те силы, от которых он уже стал понемногу отвыкать.

Горецкий сам расстегнул ее рубашку и впился губами в юную грудь девушки; она ждала от него этого шага, и теперь уже Юленька ласково и нежно мучила его седую шевелюру; потом он сказал ей: «Встань, милая», и она тотчас выполнила; он запустил пальцы под ее колготки и стянул их вместе с тонкой полоской стрингов.

«Будьте смелы, Горислав Игоревич, делайте только то, чего хотите больше всего на свете, здесь и сейчас, и ничего против воли; делайте – и все получите!» Прихватив ее бедра, он потянулся губами к ее животу и ниже…

– Я мечтала об этом, – не отпуская его шевелюры, прошептала над ним Юленька. – Мечтала…

Он целовал ее, и аромат юности и эта близость уже уносили прочь его рассудок, оставляя только то, с чем он совсем недавно готов был попрощаться.

«Делайте только то, что хотите, чего желаете больше всего на свете…» – звучал голос его вчерашней ночной гостьи. – «Делайте – и все получите!..»

Полночи они занимались любовью и спали до полудня. Во сне он летал, чего с ним не было уже лет двадцать. С земли ему махала знакомая женщина, но кто она, Горецкий так и не понял. Зато осознал, что он летит не один. Слева от него, иногда касаясь его рукой, летела другая женщина – и направлялись они по ночному небу ровнехонько к луне. Он помнил, что ему сказали: будь смелым! Щедро рассыпанные по небосводу, им подмигивали звезды, и диск луны становился все крупнее. И все страшнее становилось ему уходить от земли и ее притяжения, все опаснее представлялся открытый ледяной безмолвный космос, страшно было не вернуться назад…

Этот страх и заставил его проснуться. Обрести твердую почву под ногами. А вернее, обнаружить себя лежащим на своей кровати.

На него очень внимательно смотрела Юленька. Она приподнялась на локте и, водя рукой по его седой груди, с превеликим интересом рассматривала лицо педагога.

– Ну что, монстр, проснулся?

Она казалась немного измученной после ночной схватки.

– Кажется…

Он привлек ее к себе и поцеловал.

– Доброе утро, милая.

– Доброе. Не стыдно?

– За что? – не понял он.

– За то, что вытворяли со мной, Горислав Игоревич. Были бы вы моим ровесником, я бы спросила: порнушки пересмотрел? Но у вас это прям изнутри шло. Напугали меня прямо.

– Все дело в тебе – ты меня завела.

– Приятно слышать, – не отпуская улыбки с губ, сказала она. – И все-таки – опасный вы тип.

Он вспоминал все, что было и как было. Воспоминания накатывали как снежный ком. Удовлетворение и легкий стыд боролись в нем. То годами ничего не происходило, и вдруг такое! Но если позапрошлая ночь в компании с языческой богиней, проведенная за долгой беседой, показалась Горецкому фантасмагорией, пока он не увидел на столе визитку с золотой надписью «Царица Лилит», то эта была иной. Эта ночь могла бы показаться долгим видением, эротической грезой, дикой сексуальной фантазией, какие мучают стареющих мужчин, желающих воскресить былое могущество, и юных неопытных студенток, жаждущих поскорее нырнуть в бескрайнее море чувственных соблазнов. Но все было взаправду. И воплощение фантазий, и пробуждение от прикосновений юной любовницы.