Но вызов все-таки сделал. И уже после второго гудка трубка откликнулась радостным голосочком:

– Горислав Игоревич?

– Он самый. Привет, Юленька.

– Привет. Я ждала, и вы позвонили.

– Ждала?

– Конечно.

– А я решил показать тебе свою библиотеку, а еще прекрасный сад и угостить волшебными яблоками из этого сада…

– Здорово.

– И что-то еще хотел показать…

– Что?

Он задумался.

– Вспомнил! Коллекцию манускриптов, конечно…

– Серьезно?

– Да, еще алхимическую лабораторию, как без нее? – С трубкой он подошел к окну и теперь смотрел на заснеженный сад. – Я же известный маг и волшебник. – Он смотрел на деревья и снег и улыбался своим словам. – Еще философский камень, золотые монеты времен Тринадцатой династии, коллекцию средневекового оружия… Чего же еще я хотел показать тебе? Надо вспомнить.

Она смеялась на том конце сотовой связи – заливалась просто.

– Я вас обожаю! На философский камень я не претендую. Но библиотеку-то правда покажете?

– Конечно, покажу.

– И когда же вы меня ждете?

– Сегодня – идет? Суббота, лучшее время для похода в гости. Если у тебя нет других планов, конечно.

– Нет, конечно! Я приеду.

– А я тебя встречу на станции.

– В обед, Горислав Игоревич?

– Ага, сейчас скажу, какое метро и какая электричка.

– Записываю!

Убрав следы вчерашнего пира, легко отобедав, он набросил полушубок, обмотал шею над поднятым воротником шарфом, вышел из дома и пешком отправился на станцию Воронино – туда было двадцать минут хода. Он пришел за полчаса. В субботу народу тут было немного – все попрятались до понедельника по домам. Он ходил по заснеженному перрону, затем чуть подмерз, выпил жидкий кофе, прошелся туда-сюда по маленькому залу ожидания и наконец услышал вой и свист приближающейся электрички. «Как Соловей-разбойник, – подумал он. – Пора встречать милую девушку. А может, все это сон, и не было вчерашнего дня, не было женщины-демона, не было его звонка, и пришел он сюда просто так, в путах собственных эротических фантазий?»

Но он так думал ровно до тех пор, пока электричка не остановилась у платформы и из третьего вагона не вышла, озираясь по сторонам, Юленька с походной сумкой через плечо. В голубой вязаной шапке, с волосами, перехваченными на затылке резинкой.

А увидев его, почти что побежала к нему, но вовремя остановилась, шагах в пяти, и взволнованно сказала:

– Здрасьте!

– Привет, – ответил он.

И никогда бы он не сделал того, что сделал сейчас, не встреть он накануне своего поводыря. Но вся его жизнь изменилась после этой встречи, все повадки, навыки, приемы, он словно бы стал улучшенной версией самого себя. Был старый рыдван, а стал – новенький кроссовер. И мотор рычал по-другому, и диски сверкали, и даже магнитола пела без хрипов и захлебывания, а четко и бойко, как только что с конвейера.

– Иди сюда, – сказал он и нарочито широко распахнул перед ней объятия. – Ну, я жду.

Кажется, даже она, со своим юношеским напором, не сразу сообразила, что многое изменилось со вчерашней встречи в парке у МГУ и метро. Теперь только стоило идти дальше, не останавливаться на полдороге. Как будто этим звонком он пообещал ей очень многое, и теперь обоим оставалось просто быть смелыми.

Она ветерком подбежала к нему, прыгнула и повисла на его шее. И он обнял ее, одной рукой перехватив за талию, а другой смело и крепко поддержав за ягодицу.

– Ого, – сказал она, – да вы не промах! Но мне нравится.

– Когда женщина бросается ко мне так, как ты, ну, как ветер, надо же ее поддержать.

– Ничего не имею против.

Он поставил ее на перрон. Мимо проходила бабушка с тележкой, как видно, из местных.

– Сразу видно, дедушка внучку встречает, – оптимистично сказала она. – Вот бы все внуки так, почаще-то к своим дедкам да бабкам, а то ведь все иначе бывает…

И протопала мимо. Поскрипывала колесами старая тележка. Старая бабка точно была в этой ситуации лишней.

– Может, мы ее убьем? – спросил Горецкий. – Чтобы не лезла старая карга в чужие дела?

– Да! – блеснув зелеными очами, ответила Юленька. – Бросим под поезд!.. А у вас глаза изменились, – вдруг сказала она, приглядываясь к педагогу.

– Что, за одну ночь?

– Ага. Вы как будто помолодели, Горислав Игоревич. Лет на пять.

– Ну спасибо, – вздохнул он. – Для тебя хотел на десять, а вышло только на пять. Ну что, едем ко мне? Или прогуляемся?

– Прогуляемся, конечно. Покажете мне окрестности?

– Конечно, покажу.

Они оставили платформу и здание станции позади.

– Ну что, готова к экскурсии?

– Готова.

– По дороге слева сейчас будет дом Митрича, он торгует отличным самогоном на тмине. У меня дома полбутыля стоит. Баба Клава, у нее тоже свой домишко, но справа, – кивнул в сторону Горецкий, – подальше, приторговывает разбодяженным спиртом. На вяленых яблоках. Почти кальвадос.

– Хватит меня смешить!

– Да куда там! Тут не до смеха. Считай, через местный супермаркет проезжаем. Семеныч торгует свежим карасем, опять слева; кстати, караси со сметанкой – пальчики оближешь. Зинаида Матвеевна…

– Все, согласна на Семеныча, – заливаясь звонким девичьим смехом, кивнула Юленька. – От дедушки слушала про карасей в сметанке – вот и попробуем. Что?

– Больше ни слова про дедушек, – погрозил он ей пальцем.

– Ну хорошо, хорошо. – Она даже руки подняла. – Только про папиков. – И тут же вцепилась в его руку. – А про папиков можно?

Они перешли автомобильную трассу и теперь топали немного в горку мимо деревянных и каменных домов.

– А вот про сексуальных папиков, кстати, можно, – кивнул он. – Послушаю с удовольствием.

– Они в моде? Сексуальные папики?

– Сексуальные папики в моде всегда, – сказал он и привлек ее за плечо, прижал к себе, все еще хохочущую до слез. – На сексуальных папиках мир держится, как на слонах или черепахах!

– Все, все, согласна, вы – сексуальный папик! – Она уже почти что плакала от смеха. – Только не мучайте меня! По дороге!

– Ах, вот как? По дороге? А дома?

– А дома немного можно.

– У-у! Отлично! Доберемся до дома, и там я буду мучить тебя столько, сколько захочу. Ясно тебе?

Юленька остановилась.

– Горислав Игоревич…

– Что?

Она пыталась отдышаться от собственного смеха, который так неожиданно и так жизнерадостно приступом захватил ее.

– Что с вами приключилось за эту ночь? Вы изменились, правда…

– Надеюсь, не в худшую сторону?

– Нет, – замотала она головой. – В лучшую. Хотя вы всегда были лучшим, но сегодня…

– Ну, говори.

– Вы как будто Везувий.

– Будем считать, что это комплимент, – кивнул он. – Когда мужчину сравнивают с Везувием, он еще жив.

Болтая, они добрели до его двухэтажного дома и большого сада за оградой.

– Жена ваша точно не заявится?

– Точно. Она сейчас со своим инструктором по горнолыжному спорту развлекается, и слава богу.

Он открыл калитку, они прошли по тропинке через сад к дому. Горецкий отпер дверь, и скоро они оказались в тепле.

– У меня есть новые тапочки из магазина. – Он полез в тумбочку. – Как видно, покупал их для тебя. Сейчас сама убедишься. Вот…

– Класс! Эти тапочки точно для меня. И где вы такие купили?

– На рынке у вокзала – понравились, и купил.

Юленька надела рыжие тапочки с лисьими мордочками. И как молодая кошка, которую приносят в новое жилище, ставят на пол и говорят: «Ну, лапа, осматривайся», пошла обходить весь этот дом, везде суя нос, все высматривая и обнюхивая, трогая, и вопросы у нее не кончались.

Конечно, они добрались и до его библиотеки.

– Мы поделили дом на две половины, – следуя за Юленькой, сказал Горецкий. – У жены три комнаты на первом и втором, и у меня три. Только гостиная внизу общая. У нас даже две библиотеки. Пришлось отдать ей русскую и западную классику, только чтобы отвязалась. Моя библиотека – это мой храм, и жрицам других культов тут не место. Не хочу, читая любимые книги, слышать дыхание бывшей за спиной и чувствовать насмешливый взгляд на своем затылке.