Папа поднял карту, покрутил ее в пальцах и бросил рубашкой вниз.

— Джин, — объявил он.

— Он жульничает, — обвинила его мама, но в ее голосе звучала только улыбка, а в ее взгляде — одна лишь любовь.

— Ничего подобного, — возразил он, выпрямив спину с напускной важностью. Он разложил карты, чтобы мы увидели.

Он нас снова разгромил. Три туза. Три девятки. И стрит на четыре карты по червам.

Я села глубже в огромное кожаное кресло и швырнула свои карты на журнальный столик:

— Ну точно жулик. Три раза подряд.

Папа усмехнулся, собирая карты, чтобы перетасовать:

— Может быть, в этот раз тебе повезет.

— Зато ты хотя бы раз выиграла, — сказала мама мне. — А я еще ни одной партии не взяла.

— Мы всегда можем перейти на скрэббл. Ты нас тогда точно уделаешь, — я прикусила язык под маминым взглядом. — Вернее, сделаешь нам всем по полной программе.

Мамино строгое выражение смягчилось, в ее глазах мелькнуло веселье:

— Хорошо выкрутилась. После этой партии — скрэббл.

Так всегда и было: сначала джин рамми, где побеждал папа, потом скрэббл, где мама выигрывала у нас обоих. Впрочем, неудивительно: она ведь все время проводила среди книг. Все в нашем пригороде под Бостоном чем-то помогали, участвовали в благотворительности. Мама поддерживала библиотеку.

Это было ее любимое место, как и библиотека в нашем доме — ее любимая комната. Поэтому семейные вечера мы проводили именно здесь. Для меня комната казалась слишком строгой: темные деревянные панели, полки от пола до потолка. Днем сюда лился свет из сада и леса за окном, но ночью... казалось, будто стены и книги давят со всех сторон.

— А давайте так: если я выиграю следующую партию, можно будет позвонить Клэр? — с надеждой спросила я.

Мамин взгляд ясно дал понять, что шансов у меня почти нет:

— Шеридан, это семейный вечер. Дай маме хоть раз победить.

Папа усмехнулся:

— Ей одиннадцать. Она уже начинает считать нас скучными.

— Даже не напоминай, — вздохнула мама нарочито трагично. — Не успеем оглянуться, как будем провожать ее в колледж.

Я закатила глаза и подтянула колени к груди:

— До колледжа мне еще долго. Надо хотя бы школу закончить.

В этот момент зазвонил телефон. Папа достал его из кармана. Мама бросила на него взгляд, который заставил бы меня отказаться от любой затеи, но папа только ответил:

— Привет, Нолан. — Пауза. — Да, у меня тут есть нужные бумаги. — Еще пауза. — Дай я их найду и перезвоню.

Папа убрал телефон и поднялся с кресла.

— Робби, — сказала мама тихо, но жестко. — Сегодня семейный вечер. Ты обещал.

В ее серо-сиреневых глазах — таких же, как у меня, — была мольба.

— Нолану просто нужно кое-что по делу. Пять минут.

Но это никогда не было пять минут. Стоило папе уйти в кабинет, он пропадал там часами. Я понимала: он любил свою работу, относился к ней серьезно. Но в последнее время все чаще и чаще она забирала его у нас.

— Пять минут, — пробормотала мама, отбрасывая с лица светлые волосы.

— Блайт, — его голос стал жестким, — не начинай. — И он вышел из комнаты.

Я представила, как он идет по коридору, спускается по лестнице и заходит в свой кабинет с огромным камином и темной деревянной отделкой. Когда-нибудь в моём доме не будет ни панелей, ни обоев — только свет и окна.

Я посмотрела на маму. Она сидела в таком же кожаном кресле, как у меня, и смотрела на место на диване, где только что сидел папа, будто там могла найти ответы.

Я опустила взгляд на свои джинсы, намотала на палец торчащую нитку. Мама терпеть не могла эти джинсы с дырками и потертостями. Я натянула нитку так сильно, что она перетянула палец.

— Вы с папой разведетесь? — тихо спросила я.

Я посмотрела на нее, чтобы уловить малейший признак лжи — ее рот тогда становился тонкой линией, а у уголков появлялись скобки морщинок.

Ее глаза широко распахнулись от удивления:

— Нет. Конечно нет. С чего ты это взяла?

Я натянула нитку еще сильнее:

— Вы много ссоритесь. И папы почти не бывает дома.

Мама вздохнула, наклонилась ко мне и освободила мой палец от нитки, разогревая его в своих ладонях:

— У него сейчас сложный период на работе. Но он старается все исправить. Быть с нами чаще.

Я кивнула, не до конца веря.

— Ты в порядке?

Ее лицо стало мягче, нежнее:

— Моя милая девочка. — Она поцеловала меня в висок. — Со мной все хорошо.

Но это была ложь. Она не была в порядке. Сегодня был первый вечер за долгое время, когда все напоминало о прошлом. Может, она и правда верила, что мы вернемся туда — к тому, что было.

Я не могла представить, как можно быть с кем-то так долго, как мама с папой. Они познакомились, когда она только поступила в Йель, а он был на третьем курсе. С тех пор вместе. Он сделал ей предложение сразу после окончания юрфака. Наверное, за столько лет у всех бывают трудные времена. Просто у многих моих подруг родители решили, что этих трудностей хватит для развода.

Раздался звонок в дверь — трехтональный звон, эхом разнесшийся по старому дому. Я невольно напряглась. Если еще один коллега папы сорвет семейный вечер, мама будет в бешенстве.

Мама сжала мою руку:

— Шеридан. У нас все хорошо. Я обещаю. Ничего не изменится.

Господи, как же мне хотелось в это верить.

Снизу донесся голос папы, но его внезапно прервал странный звук. Что-то между хлопком и треском. Как фейерверк.

Но в фойе, полном антиквариата, фейерверков точно быть не могло.

Пока я пыталась сложить все в голове, я видела, как кровь отхлынула от и без того бледного лица мамы. Я всегда была их смесью. У меня были темно-каштановые волосы от папы, и кожа с легким оливковым оттенком, как у него. Но глаза были мамиными — серо-сиреневыми, которые темнели, когда я злилась или расстраивалась.

Мамина кожа напоминала слоновую кость, из-за чего ей приходилось пользоваться солнцезащитным кремом даже в пасмурные дни. Но сейчас ее лицо было почти серым. Еще один хлопок, как фейерверк, и мама резко вскочила, бросившись к телефону, спрятанному в углу библиотеки. Она прижала трубку к уху, пальцы уже нажимали клавишу набора, но тут она замерла.

— Мертв. — Она хлопнула себя по карману и выругалась — словом, которое я раньше от нее не слышала. — Я оставила мобильный на кухне... — Ее голос оборвался, и она на секунду застыла. Раз. Два. Три. А потом резко сорвалась с места, схватила меня за руку и рывком подняла.

— Что..?

Мама зажала мне рот ладонью, не дав договорить. Другой рукой она приложила палец к губам, требуя тишины. Паника вспыхнула во мне и разлилась по мышцам, как электрический ток.

Она снова схватила меня за руку и потащила в коридор. Внизу послышались голоса. Шаги.

— Где, блядь, они? — раздался злой голос.

Пальцы мамы дрожали на моем запястье.

— Вы платили ему слишком много. Этот дом слишком большой, — сказал второй голос, в котором сквозила усмешка.

— Ну, теперь мне больше не придется этого делать, правда? — отозвался первый.

Мама быстро пошла по коридору и внезапно остановилась у одной из стеновых панелей. Ее пальцы скользили по шву, пока она не нашла нужное место. Она надавила, и панель со щелчком открылась.

В доме было полно таких потайных мест: от тайных шкафов до мини-лифта для посуды. Раньше они служили лучшими укрытиями в игре в прятки, но сейчас все было иначе. Сейчас это было по-настоящему страшно.

Мама запихнула меня внутрь, где хранились швабра и хозяйственные принадлежности. Место было таким узким, что я не верила, что она сможет закрыть панель снаружи. Я схватила ее за руку.

— Мам, что ты..?

— Сиди здесь. Что бы ты ни услышала — не выходи. Поняла?

— Мам…

Она обняла меня крепко-крепко.

— Люблю тебя до последнего уголка Земли.

Я вцепилась в ее свитер, в мягкий кашемир.

— Залезь сюда со мной.

Она аккуратно разжала мои пальцы и покачала головой.