— Все нормально, — солгала я. Я не хотела, чтобы это было где-то записано. Не хотела, чтобы чужие люди слышали, какой глупой я была. Не хотела, чтобы они слушали, как меня ломали.

Трейс положил телефон на каталку и опустился в кресло напротив:

— Начнем с самого начала. Ты часто задерживаешься в пекарне допоздна?

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чувствуя, как Коуп крепко держит мою руку, давая мне опору.

— Не часто. Раз в неделю, когда есть особенный заказ.

— Что было на этот раз?

— Выпускной торт. — Только сказав это, я вспомнила, что семья собиралась забрать его завтра к полудню. — Мне нужно позвонить клиентке, она ждет...

— Тея сказала, что утром доделает все сама. Она все организует, — успокоил меня Трейс.

Я выдохнула с облегчением. Хорошо. Это хорошо.

Трейс опустил взгляд в блокнот:

— Во сколько ты приехала в пекарню?

— Где-то в 7:45. Немного раньше восьми.

— Кто-то еще был рядом?

Я покачала головой и тут же пожалела об этом, когда все вокруг поплыло.

— Тише, Воительница, — прошептал Коуп, продолжая ласково водить большим пальцем по моей руке.

Я закрыла глаза на несколько секунд, а потом снова открыла:

— Я не видела ни людей, ни машин. Зашла, закрыла за собой дверь. Никто не должен был попасть внутрь.

Трейс посмотрел на меня с сочувствием:

— Замок взломали. Ты ничего не сделала неправильно.

Я прикусила губу, но все же кивнула — аккуратно, чтобы не закружилась голова.

— Расскажи, что было дальше.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от комка страха в горле:

— Я включила радио и начала работать над тортом. Когда я этим занимаюсь, забываю обо всем. Часы пролетают, как минуты. Я не услышала, как он вошел. Только когда что-то скрипнуло на полу.

Я сжала руку Коупа сильнее, словно хваталась за нее, как за спасательный круг. Может, так оно и было.

— Сначала я не поняла, что вижу. Мужчина весь в черном, в лыжной маске.

— Балаклава? — уточнил Трейс.

— Да. А потом он схватил меня и потребовал открыть кассу.

— Его голос показался тебе знакомым? — спросил Трейс.

Я вздрогнула, и Коуп подтянул одеяло повыше. Губы пересохли, когда я вспомнила этот жуткий голос:

— Он звучал, как из компьютера. Будто его специально изменили. Как в фильмах ужасов. Ну, в этих... «Крик».

Трейс и Коуп переглянулись, но ответил Трейс:

— Такие модуляторы легко купить. Двадцать долларов в интернете и готово. Наверняка у него под маской была такая штука.

Значит, это мог быть кто угодно. От этого становилось еще страшнее. Я проглотила эту мысль и продолжила:

— Я отдала ему все, что было в кассе, но его это не устроило — денег было мало. Тогда он сказал, что сам все найдет, и ударил меня чем-то тяжелым. Думаю, прикладом пистолета.

В голове всплыли его мерзкие слова про Коупа и меня, но я не могла их озвучить. Коуп бы тут же винил себя в том, что я стала мишенью. Хотя какая теперь разница? Любой мог увидеть те статьи в таблоидах или услышать слухи в городе.

— Нужно допросить Рика Андерсона, — приказал Коуп.

— Я загляну к нему сразу после тебя, — пообещал Трейс.

Я выпрямилась на каталке:

— Ты правда думаешь, что мой арендодатель на такое способен? Он, конечно, мудак, но это перебор.

Коуп сжал мою руку крепче:

— Он замешан в темных делах. Не удивлюсь, если он решил напугать тебя, чтобы выжить из помещения.

Меня не удивляло, что Рик нечист на руку. Я и так подозревала, что именно он подослал инспекцию из санитарной службы. Но до насилия... это совсем другое.

Трейс внимательно посмотрел на меня, в его взгляде было одновременно и сочувствие, и настойчивость:

— Есть кто-то еще, кого ты подозреваешь?

Я почувствовала, как язык прилип к небу, будто я только что проглотила ложку арахисового масла. Я не была готова. Не готова, чтобы Колсоны увидели меня по-другому. А уж Коуп — тем более.

Его рука в моей замерла, словно мышцы стали свинцовыми.

— Кто, по-твоему, это мог быть?

Глаза защипало, но я заставила себя смотреть в колени, не на Трейса. И уж точно не на Коупа. Надо было сказать быстро. Чем быстрее, тем лучше.

— Отец Луки и мой бывший муж. Он был профессиональным футболистом. Роман Бойер.

— Принимающий из Балтимора, да? — уточнил Трейс.

Я кивнула, не отрывая взгляда от дешевого больничного одеяла с торчащими нитками, изношенного после сотен стирок.

— Несколько лет назад он получил травму. Разрыв крестообразной связки. Операция прошла с осложнениями, ему прописали оксикодон. — Рука Коупа дернулась, сжав мою сильнее. — Он подсел.

Они наверняка уже догадывались, но я все равно продолжила. Мне нужно было выговориться, выплеснуть из себя этот яд.

— Я поняла это слишком поздно. Его выгнали из команды, и он ударился в более тяжелые вещества. Опустошил все наши счета, мог пропадать неделями. А когда возвращался домой — вел себя непредсказуемо. У меня не было выбора.

— Ты подала на развод, — спокойно уточнил Трейс.

— Да, — прошептала я. — Подала в тот же день, когда наш дом забрали за долги. Мы с Лукой переехали в самое приличное жилье, которое я могла себе позволить на зарплату официантки. Но район был так себе.

Я почувствовала, как Коуп сдержанно содрогнулся, но так и не смогла посмотреть ему в глаза. Щеки горели, и я пыталась прогнать стыд.

— Роман объявился через полгода. Сказал, что завязал, ходит на собрания. Казался... лучше. Но я не могла доверить ему Луку. Разрешала приходить только в мое присутствие. Чтобы помочь с уроками или поужинать вместе. Я не хотела, чтобы Лука потерял отца.

— Ты все делала правильно, Саттон. Ты старалась, как могла, — тихо сказал Трейс.

Глаза жгло, но я заставила себя продолжить. Пока не скажу все, не смогу дышать.

— Однажды он зашел ненадолго. Был какой-то нервный. Я вышла из комнаты поговорить с начальником — на пять минут, не больше. Вернулась, вроде все нормально, но Роман вдруг сказал, что ему надо идти. — Я сжала зубы. — А потом обнаружила, что он украл планшет Луки, ожерелье моей бабушки и еще кое-какие украшения — все, что можно было быстро сбыть.

— Ублюдок, — процедил Коуп.

— Все остальное было просто вещами. Но это ожерелье... Оно было единственным, что осталось у меня от бабушки. Дедушка подарил ей его. Там был кулон в виде пчелки, потому что она всегда говорила: «Я люблю тебя больше, чем пчелы любят...»

— Мед, — закончил Коуп, услышавший эту фразу от меня не раз, когда я говорила ее Луке. Его голос был полон боли. — Черт побери, Воительница, мне так жаль.

Но я не могла остановиться. Если сейчас не скажу, потом не смогу.

— А потом в дверь постучали. Я думала, это моя подруга из соседней квартиры. Но нет. Там были двое — из русской мафии. Сказали, что Роман им должен, и что я должна стать предупреждением. Они избили меня. Сломали ребра, ключицу, разбили губу. Мне удалили селезенку. И все это — в нескольких метрах от спящего Луки.

Вот что окончательно меня сломало: мысль о том, как легко они могли добраться до Луки. Чудо, что Марили меня нашла и вызвала скорую. Чудо, что мой мальчик ничего не услышал и остался жив и невредим.

Слезы текли по моим щекам, капали с подбородка, скатывались по шее. Коуп не стал ждать. В одно движение он забрался ко мне на кровать и осторожно обнял:

— Ты в безопасности, Воительница. Вы оба в безопасности.

Но я чувствовала, как в нем пульсирует ярость, такая же, как в голосе Трейса:

— Скажи, полиция Балтимора их посадила.

— Исполнителей да. Они получили по пятнадцать лет и выплатили небольшую компенсацию. А вот их босс, Петров? Нет. Они не сдали его.

— Черт возьми, — выдохнул Коуп, прижимаясь лбом к моим волосам, как будто ему нужно было убедиться, что я все еще здесь.

— Я поняла, что нам нужно бежать, — голос дрожал, но я не могла это остановить. — Далеко от Петрова и Романа. Опекунство над Лукой уже было полностью у меня. Роман даже не явился на слушание.