Мою новую внешность нельзя было назвать какой-то уродливой или отталкивающей, если не считать уродством левую скулу, натянутую хирургом в сторону раны, отчего казалось, что левый глаз у меня окосел. Впрочем, косящий глаз можно будет скрыть за очками. Здесь они уже не диковинка, раз их носит, например, мой дружище Пьер Безруков. А сам шрам от раны можно потом попытаться замаскировать, отрастив густые бакенбарды, которые, кажется, тут сейчас в моде. В целом же, правильные и вполне мужественные черты княжеского лица меня устраивали. Так что никакого шока от новой своей внешности я не испытал, будучи уже готовым морально к подобным изменениям собственного облика. Далеко не худший вариант. Женщинам понравится.

Немного приободрившись, я снова вернулся к мыслям о побеге из плена. Бросив взгляд в окно, я заметил, что хлопья снега, касаясь земли, тают, не создавая настоящего снежного покрова, а лишь размачивая почву. Земля пока еще здесь в Моравии не подмерзла. И потому передвигаться на санях пока не представляется возможным, даже если удастся каким-то чудом раздобыть лошадей. Да и обычная телега в распутицу неминуемо завязнет. Если только верхом попробовать отсюда уехать?

Вот только я еще слишком слаб, чтобы удержаться в седле, да и война продолжается вокруг. Так что трудности предстояли немаленькие. Хотя, с другой стороны, я все-таки не был заперт в темнице. Да и не один я здесь оказался, а с верным человеком, обладающим опытом боевых действий. Пусть Степан тоже подранок, но сейчас он может больше, чем дохляк, вроде меня, только что вышедший из комы. И потому я подозвал его и шепотом рассказал про необходимость побега.

— Не знаю, ваша светлость, как такое получиться может. Надо бы нанять людей и лошадей раздобыть, да и провизию нужно прикупить на дорогу, а денег нету. Еще и подорожную грамоту какую-нибудь хорошо бы найти, чтобы на заставах показывать, когда будем проезживать, а то тылы французской армии повсюду на перекрестках дорог, да возле мостов инвалиды охраняют, — проговорил Степан.

— А если нам не по дорогам пойти, а через леса напрямик попробовать? — предложил я.

— Тогда и через здешние горы перебираться придется, ваше высокоблагородие, а горные перевалы тоже охраняются французами и их союзниками, — сказал Коротаев.

И я вспомнил, что здесь в Моравии вокруг нас находятся Судеты. Горы, конечно, не самые высокие. Тем не менее, некоторые их вершины на полтора километра возвышаются. И в моем нынешнем состоянии такие преграды я вряд ли преодолею. Ведь пробираться придется горными тропами в обход перевалов, охраняемых войсками противника.

Как ни крути, а получается, что надо сперва мне сил набраться, а уже потом о побеге думать. К тому же, имелась и надежда, что обменяют меня на какого-нибудь француза, угодившего в наш плен. Вот только для этого надо известить французские оккупационные власти о том, что я все-таки не умер, а, наоборот, выздоровел. Потому я приказал Степану снова найти мельника, чтобы попросить у него канцелярские принадлежности для написания писем.

Мельник ушел работать на свою мельницу. Он пришел только часа через три, когда уже за окном потемнело, неожиданно сообщив, что какая-то местная пани Иржина желает видеть русского князя. Удивившись такому известию, я спросил:

— Кто такая?

— Она вдова здешнего помещика, живет в замке на горе над деревней, — сказал Степан.

— И как она узнала, что я пришел в себя? — удивился я еще больше.

— Деревня маленькая. Слухи быстро разносятся. Слуги вдовы сегодня брали муку с мельницы, а работники мельника только и говорят между собой о том, что вы пришли в себя, ваше высокоблагородие. Им уже служанка мельника сказала, Регина, которая одежду вам приносила, на мельнице ее братья работают, — объяснил Степан.

— А ты что же, уже и моравскому говору научился, раз понимаешь, что именно про меня они говорили, а не про кого-нибудь другого? — задал я вопрос денщику.

Он ответил, немного смутившись:

— Они же ваше имя называли, а другого человека по имени Андрей в этой деревне нету. Тут всего две дюжины дворов.

— Интересно, зачем я понадобился этой особе? — снова спросил я.

— Этого, ваша светлость, я не знаю, — пробормотал Коротаев.

Я поинтересовался:

— А что эта женщина собой представляет? Какая она, молодая или старая?

Степан ответил:

— Средних лет особа. Я однажды видел ее издалека, когда она, сидя в своей бричке, разговаривала с нашим мельником. Недурна бабенка на вид. Она богатая, всеми окрестными землями владеет. Мельница тоже ей принадлежит, мельник наш аренду платит.

— И все-таки, я не понимаю, чего ей от меня надо? — снова высказал я вслух свое недоумение.

Коротаев предположил:

— Скучно ей, наверное, ваша светлость. Одинокие женщины часто скучают, особенно зимой.

— А ты откуда знаешь? Женат, что ли? — спросил я.

— Нет, не женатый я, ваше высокоблагородие, а просто помню, как моя матушка всегда скучала, когда к ней батюшка подолгу не приезжал. У батюшки своя семья, а с моей матушкой он во грехе жил. И я во грехе родился, получается, — ответил денщик, смутившись и покраснев.

— Подумаешь! Все земные люди грешны, кроме праведников, но и те давно в раю. Нет на земле ангелов. Так что не раскисай, братец, а то киселем станешь, — сказал я бойцу.

А сам про себя думал о том, как самому бы не раскиснуть, а то, как только встал на ноги, так голова снова сильно заболела. Но, преодолевая боль, я все-таки не садился, продолжая мерять комнату маленькими шажками и разгоняя кровь в руках, сгибая и разгибая пальцы, начав, таким образом, потихоньку разминать мышцы, совсем отвыкшие от работы за время моего вынужденного лежания. Жаль, конечно, что здесь нету никаких тренажеров, да еще и тело теперь с другими мышечными рефлексами. Не боксировал этот князь никогда, другим спортом занимался: верховой ездой да фехтованием. Да и руки его, то есть, теперь мои, не для бокса: маленькие и слишком беленькие ладошки с длинными тонкими пальцами пианиста…

Мои мысли прервал Степан:

— Ваша светлость, пани Иржина слугу прислала. Он ждет вашего ответа, изволите ли вы завтра к полудню принять его хозяйку?

«Однако, навязчивая бабенка! Впрочем, от меня не убудет, если погляжу на нее, а то мне уже любопытно, что за мадам меня домогается», — подумал я, а вслух сказал денщику:

— Ладно, передай, что соизволю завтра принять ее в указанное время. Только тебе придется до этого привести меня в порядок: наладить помывку в бане, побрить и по поводу одежды, подобающей князю, позаботиться.

— Помилуйте, ваша светлость! Баню и бритье сумею наладить, а вот одежду, какую просите, взять негде, — проговорил Коротаев.

— Так уж и негде? А как же мундир? — сказал я.

Степан пробормотал:

— Вы же сами сказали, ваше высокоблагородие, что мундир испорчен безнадежно.

— Так почини! Ты денщик или кто? Найди нитку и иголку, да зашей мои лосины и ботфорты почисти! Не понимаю, почему ты не сделал этого до сих пор? Времени у тебя полно имелось, чтобы форму хоть как-то в порядок привести, пока я без сознания валялся!

— Виноват, ваша светлость, я никогда раньше денщиком не был, — потупился Коротаев.

А я продолжал распекать его:

— Раз не был до этого денщиком, так теперь привыкай к новой должности! Отныне следи за порядком и четко соблюдай аккуратность. У меня не забалуешь! Требовать буду с тебя, как положено! Вот мой колет, например, мог бы еще раз перестирать, чтобы пятна от крови попытаться свести.

Рядовой уставился в пол, покраснев и снова бормоча, что, мол, виноват. Понимал, каналья, что князь и побить своего денщика право имеет.

Между тем, смягчившись, я сказал Степану, сбавив тон:

— Впрочем, что колет с не отстиранными кровавыми пятнами, так на то мне наплевать. Переживу. Все и без того здесь знают, что я ранен. Так пусть видят, что кровь свою пролил я на одежду. Хуже от этого не будет. Во всяком случае, оденусь, как подобает моему положению. И тебе, кстати, приказываю к приезду помещицы в форму облачиться. Хотя бы в колет и в сапоги. А раз рейтузы твои без одной штанины остались, то разрешаю временно заменить их этими твоими серыми крестьянскими штанами. Только подтяни их, как следует, чтобы не болтались. Пусть здешняя барыня увидит, что дух русских воинов не сломлен даже в плену. И мы в грязь лицом не ударим, если будем по форме одеты, пусть и без головных уборов. Военная форма всегда оказывает на гражданских людей определенное психологическое воздействие, подчеркивая принадлежность к защитникам государства…