— Расчистите нам дорогу, маэстру! — Аркан оценил ситуацию перед асиендой: алхимический огонь догорал, высота пламени не превышала половины человеческого роста. Время настало!

Ничего не сказав, гном дернул за рычаг, онагр швырнул в сторону ворот огромный камень — и со страшным треском принялся разваливаться на куски! Обслуга побежала в стороны, Аквила и Аркан — к воротам, которые от мощного удара вогнулись внутрь, обе створки повисли на одной петле и удерживались только надломленным засовом. Сильным и высоким прыжком Вергилий Аквила преодолел огненную преграду и помчался дальше, со щитом наперевес, легко и быстро, как будто и не было на нем тяжелых, пуда в два весом доспехов.

Более легкий и маневренный благодаря кожаной броне, Буревестник следовал за ним. Подобно тарану Наместник Юга ударил в ворота, и створки рухнули внутрь асиенды. Навстречу Вергилию метнулись воины — это были люди, в кирасах и морионах, с палашами! Аквила набросился на них, рыча что-то из-под забрала. Одного из врагов он сшиб ударом щита, второго рубанул сверху, но воин с пустотой в глазах успел среагировать, отбил удар и отпрыгнул. Вергилий следовал за ним, работая мечом как ветряная мельница, не давая опомниться…

Вонзая скимитар в незащищенное горло поверженного Аквилой врага, Аркан с удивлением прислушивался к словам, которые проговаривал Наместник Юга:

— … Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня! Не убоюсь множества народа, которые со всех сторон ополчились на меня! Восстань, Господи! спаси меня, Боже мой! Ибо Ты поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых! — гремело из-под стального барбюта.

Край щита врезался в нижнюю челюсть одержимого Флэнагана и сокрушил ему зубы, и выбил из него всю дурь, отправив в глубокий обморок. Но из темных углов двора набегали новые враги…

— … Господне есть спасение, и на детях Твоих благословение Твое! — закончил за сражающегося Аквилу псалом Буревестник, отбил выпад сутулого орка, который норовил дубиной заехать Аквиле по затылку, и выкрикнул. — Глаза!

Полыхнуло, и враги — орки и люди — попятились, ослепленные, а оба воина-ортодокса набросились на них, как волк на стадо овец, убивая их одного за другим. Аркан, пользуясь тем, что в его левой руке не было тяжелого щита, щедро разбрасывал склянки с горючей смесью, умножая количество огня в и без того полыхающей асиенде.

— Господь примет молитву мою! Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои, да возвратятся и постыдятся вскоре! - Аквила взялся за шокированных вспышкой орков, разделывая их как мясник, отрубая своим огромным мечом конечности, головы, вспарывая животы.

Буревестнику оставалась та работа, которую обычно проводил Ёррин — прикрывать спину ломящемуся вперед как таран соратнику, и добивать раненых. Наместник Юга был действительно страшен в бою: он бился как вепрь, яростно и напористо, шел напролом, полагаясь больше на силу, чем на точность и скорость, как привык сам Рем и его отец и братья. Казалось, он в одиночку способен победить целое войско! Однако, Аркан не обольщался — все сильнее давило на виски, и это не была тяжесть от опостылевшей за последние дни шапели…

И как будто в ответ на его мысли раздался гремящий, кошмарный голос, какой может почудиться разве что в горячечном бреду:

— Довольно! Nolite tempus!

Всё замерло. Застыли в странных позах одержимые — люди и орки, зависла в воздухе отрубленная Аквилой зеленокожая рука, прекратили катиться по земле мелкие камешки, задетые сапогами двух воинов — старшего и молодого, южанина и аскеронца. Даже языки пламени, жадно облизывавшие стены усадьбы, как будто замедлились, застыли в воздухе…

— Что я вижу? — голос приближался. — Авл Вергилий Аквила и Рем Тиберий Аркан! Вместе пришли сюда! О, какие глупцы… Зачем вы подняли оружие на моих слуг? Вы оба ратуете за единение и дисциплину, и вот они, перед вами! Орки и люди, еще днем бывшие врагами, теперь — сражаются плечом к плечу! Не это ли — прообраз Империи о которой вы мечтали?

Аквила и Аркан также стояли недвижимо, застигнутые неведомым врагом прямо посреди боя. Меч Наместника Юга лежал на кромке щита, глаза сверкали в прорези барбюта. Клинок герцога Аскеронского упирался острием в щель меж плитами, покрывающими дворик. В черных очах Буревестника отражалось пламя, он даже не моргал, замерев как будто в каталепсии.

Вдруг из мрака меж двумя воителями соткалась странная фигура, как будто бесполая, одинаково могущая принадлежать и крупной широкоплечей женщине, и худощавому мужчине, с лицом пустым, гладким, без носа, глаз и ушей, с одним лишь только шевелящимся ртом. Струящееся шелковое одеяние покрывало это странное существо, окутывало его, будто вторая кожа. Вид его был отвратителен всякому человеку в здравом рассудке, и не мог вызвать ничего, кроме омерзения.

— Не это ли — воплощение слов писания? «Нет уже правоверного, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно!…» — страшный, черный рот шевелился как будто сам собою. — Бросьте оружие. Прекратите бессмысленное сопротивление! Мы нужны друг другу. Я поделюсь знанием как смирить непокорных, как научить народы миру! Согласитесь со мной, присоединяйтесь ко мне! Мы построим новую Империю, единую и непоколебимую…

Безликое лицо оказалось близко-близко к замершему Аркану, склонилось, как будто присматриваясь…

— Нет! — сказал Буревестник, и врезал рукоятью скимитара, снизу вверх, в этот самый ужасный, уродливый рот.

Фигуру отбросило в сторону Аквилы, который высек искру клинком о металлический щит, и меч его вспыхнул яростным, всепобеждающим огнем. Один размашистый удар понадобился Авлу Вергилию, чтобы разрубить чудище пополам, там, где у обычных людей располагалась талия. А потом подоспел Буревестник — и принялся кромсать части тела твари таким же огненным мечом, и поливать их горючей смесью.

— Мать-мать-мать! — злобно бормотал Вергилий Аквила. — Оно себя в зеркале видело? Какая страшная скотина! Как оно себе это представляет? Мы с тобой — солидные женатые люди, ортодоксы, аристократы, и такая вот… Мать-мать-мать, безглазая зараза — мы вместе строим Империю? Подумать только!

— Они всегда теряют над собой контроль и всегда перестают понимать, как выглядят и в каком мире находятся, — пояснил Рем, когда бренные остатки чудовищного существа уже догорали.

— Кто — они? — уточнил Аквила.

— Те, кто додумался призвать демона. Или — воспользовался ритуалом, чтобы усилить свое тело, получить сверхъестественные способности, усилиться не за счет физических и духовных многолетних упражнений, а так — по щелчку пальцев. Я видал таких на Низац-Роск, в Дуал-Кульбе, Аскероне, Доль Наяда, Лабуа, на Севере и в Монтанье. Щедро черпая заемную силу из тонкого мира, они теряют сначала облик человеческий, отдавая его взамен на мнимое могущество, а потом и рассудок, — он говорил уверенно, и у Вергилия Аквила не было поводов не верить Командору Ордена Зверобоев. — Заемная сила… За нее всегда приходится расплачиваться. Мы можем распоряжаться только тем, что дал нам Бог: крепость рук и ног, холодная голова и горячее сердце!

— И что, никто из них не понимает, что с ним случиться? Не знает, что случалось с другими такими же? — Аквила осматривал двор, полный корчащихся на плитах людей и орков — тех, кто выжил после штурма, вылазки, стычки с двумя ортодоксами и пожара.

Теперь они понемногу приходили в себя, но станет ли успешным этот процесс, и как надолго затянется — об этом судить было сложно.

— Каждый из них уверен, что это все остальные — идиоты, — пожал плечами Рем. — А уж он-то точно знает, что делает. С ним-то точно такого не произойдет, он сможет удержаться на грани…

— … и на хер сесть, и рыбку съесть! — подсказал Ёррин, который входил в выбитые ворота асиенды во главе отряда из нескольких пехотинцев с оружием наперевес. — А что, осталось тут что-нибудь ценное, м? Для походной казны и всего такого прочего?