Недоступен.
Удивленно нахмурясь, набираю снова и снова.
— Не понимаю… — наконец, поднимаю взгляд на Тошку, молча наблюдающего за моими попытками. Проверяю еще раз цифры. Да, это точно телефон Лиса, я наизусть не помню, конечно, но зрительно — все цифры правильные. — Недоступен…
— Ну еще бы… — усмехается обиженно Тошка.
— Что это значит, Тош?
Он отворачивается, но я рывком за рукав разворачиваю его к себе обратно.
— Тош? Что случилось? С ним… Что-то случилось?
Как-то страшно становится, жутко даже.
Куда страшнее и жутче, чем во время недавнего моего похищения и отравления. Там все в тумане было, нечетко, неясно. И сейчас больше похоже на кошмар, который закончился.
А вот то, что Лис не отвечает, в двенадцать ночи, зная, что я недоступна…
Это каким-то сюром отдает, безумием.
Словно кошмар перерождается, становясь все объемней и глубже.
— Вась, — терпеливо вздыхает Тошка, — ты устала. Давай, ты поспишь. А утром еще раз наберешь… Может, они к тому времени проспятся…
— Проспятся? — не верю я своим ушам, — то есть? Ты о чем вообще! Тоша!
— Блять! — он дергается, с досадой хватает телефон, — ну вот не хотел я! Вообще не хотел! Нафиг мне это? Чтоб ты опять сказала, что я неправильно все понимаю?
— Тоша…
Я все еще не понимаю, все еще основательно не в себе. Но чувствую, всем сердцем чувствую, что что-то неправильное происходит. Дичь какая-то.
Вообще, все, что в последнее время со мной творится, отдает безумием…
Но сейчас, кажется, будет самое трешовое.
— Я не хотел! Серьезно! Я вообще не хотел тебе ничего говорить! — досадливо рычит Тошка, судорожно копаясь в телефоне.
И запускает, в итоге, видео.
Сует мне в руки, а сам уходит к окну, вытаскивает вейп, судорожно затягивается.
Я запускаю видео.
Темное, все прыгает и пляшет. Долбит музыка, явно все в каком-то ночном клубе происходит. И на фоне долбежки — громкие, разгульные голоса.
И лица, белыми мерцающими пятнами из темноты.
— Кто? — слышу голос за кадром и замираю. Лешка. Его рык, низкий и хриплый.
— Ну та, с косой, как у матрешки.
И этот голос знаю. Ленивый, с надменными нотками. Лис.
Лиса я вижу. Он сидит, развалившись, на диване, курит кальян.
Смотрю, как медленно затягивается, затем, запрокинув голову, выпускает пар. Мощное горло лениво двигается.
Снова голос за кадром, но уже не Лешки, кто-то еще, незнакомый.
— Да не-е-е… — со смехом, — не даст…
— Даст, — Лис улыбается дьявольски, жестко так, и меня мороз продирает по коже. Потому что он именно так улыбался, когда впервые предлагал мне секс… — Мне все дают.
— Нахер… — снова рычание Лешки за кадром.
Долбит музыка.
Долбит кровь в моих ушах.
Я понимаю, о чем они, понимаю, что надо прекратить слушать, отключить видео. И не могу. Всматриваюсь до рези в глазах в белое пятно лица Лиса. Сейчас он мне кажется похожим на какого-то голливудского злодея… Того, с безумной улыбкой и таким же безумным взглядом…
— Сделаю. А ты нахер пойдешь. — Смеется Лис, снова затягивается.
— Посмотрим… — рычит Камень.
— Ну-ну… — во взгляде Лиса — пляшущие бесы. — Эй, иди сюда!
Он внезапно дергает за руку кого-то, в зоне съемки оказывается длинноногая девчонка. Она с кокетливым визгом валится ему на грудь, Лис лапает ее за задницу, также лениво, по-хозяйски…
Видео останавливается.
Я в полной прострации пялюсь на застывший кадр на экране: таутированную лапу Лиса на чьем-то голом бедре…
В голове ни одной мысли. Вообще.
Увиденно до такой степени чудовищно, до такой степени не в моей системе координат, что даже осознать не могу ничего.
Поднимаю взгляд, замечаю внимательное сочувствие на лице наблюдающего за мной Тошки.
— Давно? — шепчу я.
— Что?
— Знаешь давно?
— А… Да нет, — пожимает он плечами, — может, неделю назад увидел. Чисто случайно, в чат какой-то скинули… Даже не знаю, кто именно. Я не хотел тебе показывать, Вась.
Он идет ко мне, садится перед кроватью на корточки, заглядывает тревожно в глаза. — Серьезно, Вась. Это же не вчера было, понимаешь? Там дата есть, примерно начало осени… Не знаю, почему сейчас скинули… Ну… И время прошло, опять же. Сначала не хотел, а потом решил. что тебе надо знать… Понимаешь… Здесь несколько вариантов: они могли это серьезно. Могли ржать. Могли сначала хотеть, а потом передумать… И я при любом раскладе оказывался виноват перед тобой. И покажи я тебе это, и не покажи…
Киваю заторможенно, словно болванчик китайский. Из тех, что на передней панели машины устанавливают.
Да, это все может быть уже не актуально… Но почему так больно, господи? Почему?
— Я больше не хочу быть крайним, Вась, — вздыхает Тошка, — ты и так на меня волком смотрела. Прикинь, я бы к тебе с этим пришел? Послала бы…
Снова киваю.
Да, послала бы, определенно.
Я и сейчас борюсь с желанием запустить этот телефон… Куда подальше.
— Мне надо самой все… выяснить… — я пытаюсь встать, но Тошка мягко тормозит, придерживает на кровати.
— Не надо пока, — вздыхает он, — давай утром…
— Почему? — я смотрю на его ладонь на своей голой ноге, и Тошка медленно убирает пальцы. — Я пропала, они волнуются… Может…
Последнее слово я добавляю с горечью. Раньше, еще пять минут назад, у меня бы сомнений на эту тему вообще не возникло.
А теперь…
— Потому что… — снова вздыхает он, — они не волнуются.
— Откуда ты?.. Тошка! Говори! Не смей молчать больше!
Настойчивость моя выходит мне боком, потому что сил встать не остается, и я беспомощно валюсь обратно на кровать.
А Тошка снова роется в телефоне.
И снова протягивает мне запись.
Сажусь, опасливо беру, словно мокрую противную жабу.
Смотрю на Тошку.
Что там? Просто скажи… Не надо показывать…
— Это сегодня, пару часов назад… В чате тоже скинули, нашем, универском… — нехотя говорит Тошка.
Запускаю. Внутри все мерзлое уже. Потому что знаю, что ничего хорошего, ничего, что способно было бы оправдать…
Мой мир, уже основательно разрушенный предательством родителей, сейчас будет окончательно мертвым. Я это чувствую.
И все равно запускаю видео.
Ночь. Музыка. Машины. Много машин.
Вижу знакомую черную тачку Лиса.
И его за рулем. А рядом, на пассажирском, девчонка. Знакомая, я видела ее в универе.
— Лис! — свистит кто-то за кадром! — погнали!
Лис усмехается в камеру, тянет к себе девчонку, целует ее взасос.
Я смотрю. Картинка расплывается перед глазами.
— О, Каменюка! — снова кто-то кричит, — давай! Сделай его!
Вдалеке, не особенно четко просматриваемая во мраке, но очень узнаваемая, огромная фигура Лешки. Он стоит возле своей машины. И рядом — девочка в белом комбинезончике, похожем по стилю на гоночный, но настолько в обтяг, что кажется голой в темноте. Она обнимает Лешку.
Смотрю, как тонкие руки, словно лианы, обвивают темную шею…
Телефон падает из рук на ковролин.
Я не смотрю вниз, слышу только, как переговариваются парни, как кто-то снова свистит, кто-то скандирует: “Лис! Лис! Лис!”
А кто-то еще говорит:
— Да Камень же бой слил… Бабло взял и не лег… Торчит теперь…
Внезапно подкатывает тошнота, да такая сильная, что едва успеваю вскочить и, с трясущимися руками и кружащейся головой, рвануть к санузлу.
— Вася, блять! — кидается мне на помощь Тошка, помогает, придерживает волосы, пока меня мучительно выворачивает желчью в раковину.
Не могу больше стоять, валюсь прямо там, на кафель.
Тошка подхватывает, несет обратно в комнату.
— Черт, надо все же в больницу… — ругается он, — но я боюсь, Вась… Твои навели шухер на весь город…
— Что? Кто? Лешка? Лис? — не знаю, почему я спрашиваю. Особенно, после всего увиденного.
— Да нет… — Тошка укладывает меня, укрывает заботливо, — родаки, блять…
— Что?
Мне сейчас вообще не интересно, что там сделали родители. Словно это не я интересуюсь, а кто-то посторонний.
