Рухнула на нее, машинально заворачиваясь в покрывало, скрутилась в позе ребенка, прижимая колени к груди, уставилась в серую стену, ничего не видя перед собой.
Что это было, боже… Что со мной? Почему я позволяю им это все делать с собой? Почему они все это делают?
Это же… Это же неправильно совершенно!
И почему сейчас во мне не ужас и стыд, которые должны бы быть, а огненные воспоминания о невероятных сладких и порочных поцелуях? О взглядах, таких разных, но таких одинаково горячих и многообещающих? Почему сердце не замирает от страха, а сладко сжимается от… предвкушения? Чего? Чего?
Они говорят выбирать… Но как? Как? Я не хочу выбирать! Я не могу выбрать! Я вообще не могу думать ни о чем таком! Сразу все в голове путается, а внутри горит, горит…
Как такое может быть?
Я сумасшедшая, что ли? Ведь нельзя же… Мама говорила… И брат Игорь… О-о-о-о! Зря про него вспомнила! Или не зря? Хоть в себя пришла чуть-чуть!
Тихонько открылась и закрылась дверь.
Я повернулась и увидела Маринку, с бессмысленной улыбкой прислонившуюся к обратной стороне двери.
Она выглядела невероятно расхристанной, измученной, затисканной, зацелованной… Счастливой.
— Ты не спишь еще? — заметила она мой взгляд, — спи давай! Я тоже сейчас лягу… Ох… До кровати бы дойти…
Я, ни слова не говоря, повернулась обратно к стене, закрыла глаза.
За моей спиной шебуршала по комнате Маринка, нетвердо ступая по полу и постоянно чертыхаясь себе под нос.
И в тот момент я позавидовала ей. Потому что выбирать ей не требовалось. Все и без того понятно…
Боже, как хорошо, оказывается, когда у тебя все просто и понятно!
Почему у меня не так?
Стало ужасно обидно, я хлюпнула носом… И провалилась в сон.
На следующее утро я, посмотрев на себя в зеркало, только усмехнулась мрачно. Красотка невероятная, конечно.
Под глазами круги, на голове ужас, который невозможно привести в порядок. Ни времени нет на мытье и расчесывание моей гривы, ни сил, ни желания.
Закрутила на голове страшную гульку, натянула длинный свитер и джинсы, и, чуть прижмурившись от удовольствия, нежный розовый пуховичок, что вчера принес Лис. Мой старенький все же ужасно проигрывал по сравнению с обновкой и в качестве, и в красоте. Да и тонкий он, конечно, продувался насквозь. А мне после болезни совсем нельзя было простывать… И, в конце концов, почему я должна отказываться от подарка? Мне никто никогда ничего подобного не дарил…
А утреннее восхищение Маринки моим пуховичком лишь убедило в том, что глупо строить из себя нетакусю.
Вряд ли Лис будет требовать каких-то преференций из-за подарка. А если и будет… То получит этим пуховичком по физиономии.
У крыльца общаги я замерла, зажмурившись на ослепительный чистый снег, за ночь укрывший землю плотным ковром, вдохнула морозный сладкий воздух.
И улыбнулась, счастливо ежась от прохлады.
Все же, как хорошо, когда не болеешь! С утра ощущала я себя слабовато, но вполне уже ясно. Ночь прошла без осложнений. Если не считать за осложнения яркие и на редкость порочные сны, слава богу, неявные и без подробностей. Просто с ощущениями, острыми и даже чуть-чуть болезненными.
Но это можно списать на вполне понятную реакцию организма на стресс. Разнообразный стресс.
— Малыш, — раздался со стороны стоянки голос Лиса, и я, вздрогнув, перестала щуриться на снег и повернулась в нужную сторону, — охренительно выглядишь!
Я ничего не ответила, сложно говорить с раскрытым неприлично ртом.
Потому что картина, представшая перед моими глазами, отдавала сюрреализмом. Наглым таким, бессовестным!
На стоянке, грубо заняв сразу два парковочных места, расположился шикарный приземистый автомобиль, с обтекаемыми формами, больше похожий на гоночный болид, чем на машину. Плавные обводы, мощные большие колеса, которым нипочем любая снежная каша, наверняка. Красивый! Красивее этого аппарата был только его хозяин.
Лис, прекрасно понимающий, насколько невероятно стильно смотрелся на фоне своей невероятно стильной тачки.
Я смотрела, как Лис, усмехаясь довольно, отлепляется от капота машины, отбрасывает в сторону сигарету и идет ко мне.
Не обращая внимания на выпавших из окон общаги девчонок. И не замечая множества зрителей на стоянке.
Вот только я сразу все заметила. И, поборов первый шок, нахмурилась. Ну вот что себе позволяет?
Лис приближался, полностью, абсолютно, уверенный в своей неотразимости, и, наверно, ожидающий, что я сейчас перед ним по меньшей мере на колени бухнусь от счастья… Непонятно, с чего, кстати… Хотя, если вспомнить, как я реагировала на его прикосновения и поцелуи… И куртку, им подаренную, нацепила… Дешевая я натура, все-таки. Не стоило этого делать. Не стоило обнадеживать…
Я уже раскрыла рот и отступила назад, чтоб показать, что не собираюсь никуда падать и ничего позволять… Тем более, на людях… Когда раздался визг тормозов, и рядом с черной низкой машиной Лиса лихо встала тоже черная и тоже низкая машина Камня.
Сам он вылетел из-за руля, кажется, раньше, чем мотор заглох, и, нахмурившись, рванул к нам с Лисом.
Я поняла, что общага сейчас насладится еще одним концертом не по заявкам, и торопливо заговорила:
— Привет! Вы что здесь забыли?.. — сделала паузу и добавила, с некоторым удовольствием наболюдая удивление, такое одинаковое на таких разных лицах, — оба?
— Я тебя отвезу, — прорычал Камень, делая ко мне шаг и протягивая ладонь с вполне понятными намерениями, — привет. Пошли.
— Лапу убрал, — холодно сказал Лис, — я — первый.
— Нахуй пошел, — ответил ему Камень, дернув пренебрежительно углом губ, — не забивались.
— Не груби, мудак, — не остался в долгу Лис, — а то достану-таки до почек!
— Сучара, улетишь сейчас отсюда на своей пидорской мухобойке!
— Да ты на свою бешеную табуретку посмотри! Где отрыл? На какой свалке?
— Я на автобусе, пожалуй…
Я шагнула с крыльца и, пользуясь онемением парней, явно не ожидавших от меня подобного демарша, даже чуть-чуть успела прогуляться по тротуарчику.
Правда, совсем чуть-чуть, да, потому что скорость реакции у них была всегда на высоте.
В очередной раз заключив военное перемирие, они синхронно двинулись за мной и подхватили под локти. Тоже с двух сторон.
— Куда вы меня тащите? — поинтересовалась я, не сопротивляясь, потому как бесполезно и даже наоборот, получая небольшое удовольствие от процесса транспортировки. Пару раз даже повисеть получилось между двумя сильными парнями.
— Малыш, я тебя отвезу, говорил же, — не отступал от своего первоначального плана Лис, и Камень, засопев, ревниво прорычал:
— Я отвезу. А ты — пиздуй, куда там ехал.
— А, может, я сама решу?
Вот тут-то меня и поставили на землю. И развернули лицом. И посмотрели с ожиданием, да таким жарким, что я растерялась даже и забормотала торопливо:
— То есть, я решу, с кем ехать… Вы же меня на автобус не пустите, да? Ну, значит, чего спорить? Да?
Парни смотрели на меня, молчали… А я все бормотала и бормотала какие-то совершенно ненужные слова, стремясь за своим многословием спрятать волнение и смущение. И не пытаясь думать над общей абсурдностью ситуации. Похоже, я вполне успешно училась лавировать и подстраиваться… А, значит, принимала ее? Ужас какой… Восхитительный…
— Я с Лешей поеду… — продолжила я, и Лис нахмурился:
— Малыш…
— Отъебись, — тут же среагировал Камень и радостно потащил меня в сторону своей машины.
Я не сопротивлялась, просто перебирала ногами быстро-быстро, стремясь успеть за широко шагающим парнем.
И очень сильно надеялась, что никто из них не станет спрашивать о мотивах такого выбора. Потому что все было более чем прозрачно: у Камня в машине было просто больше места. На первый взгляд. И как-то привычней. Родней, можно сказать. А в низкопопку Лиса я банально боялась садиться.
Камень, никак, к счастью, не комментируя мой выбор, распахнул дверцу машины и посадил меня на переднее сиденье, сам пошел к водительскому, сел. И в этот момент задняя дверца хлопнула, а на моих плечах оказались смуглые расписные кисти Лиса:
