Эллиот обнял ее за плечи. Этери плакала беззвучно. Слезы катились по щекам. Она чувствовала их вкус и вкус подгорелого печенья. Лилит сложно назвать хорошей мамой. Эта женщина была холодной, отстраненной и строгой. Но она все равно находила время, чтобы приготовить Этери ее любимый ланч в школу. Она сама зашивала порвавшиеся о корягу рукавицы и принесла ей однажды целую коробку леденцов. Почему Этери забыла об этом? Обиды не стоили утраченных воспоминаний.

Лилит Фэрнсби почти не улыбалась. Ее всю жизнь мучили мигрени из-за утраченных воспоминаний. Но она все равно нашла свое счастье и смогла полюбить Этери.

Лилит любила ее.

Слезы высохли, а вкус горечи никуда не делся. Этери пронесет его сквозь года. Она будет скучать по матери. Так лучше, пыталась убедить себя девушка. В руках Эллиота она постепенно успокаивалась, пытаясь заглушить аромат гари чем-то вроде шоколадного одеколона.

— Она написала на пергаменте все, что с ней происходило за годы жизни в Ареморике, — тихо сказал Эллиот, прижимая к себе Этери. — И вернулась. Лилит нашла свой дом и больше никогда не будет чувствовать себя чужой.

Это она была Чужестранкой, подумалось Этери. Отвергнутая Ареморикой и не принятая той стороной.

Этери отстранилась и, глядя на Эллиота, мрачно пригрозила:

— Ты ничего не видел.

Мужчина рассмеялся и кивнул.

— Кстати, — сказал он и, как фокусник, изъял из рукава белый конверт. — Тебе тут на днях пришло еще одно письмецо.

Этери с обреченным стоном откинулась на жесткую спинку кресла.

— Хватит с меня дурных новостей, — проворчала она.

— Думаю, эта новость тебя обрадует, — улыбнулся уголками губ Эллиот, протягивая письмо.

— Элфи! Чтоб тебе провалиться! — выругалась Авалона дю Лак, выплевывая от снег. Она обратилась к альву с маленькой просьбой, но чего можно ожидать от фейри? Очередной, по его мнению, смешной шутки.

Выбираясь из огромного сугроба, сваленного около алхимической лавки Лейна Эверт, Авалона костерила Элфи и все его семейство. Она надеялась, что пергамент, найденный в Черном Легионе, не промок, а записи не расплылись. Иначе доказать свои слова она не сможет. А всадница нужно было рассказать Лейну, о чем она узнала.

Почему это было так важно? Авалона не раз задавала себе этот вопрос. Потому что так будет справедливо или она хотела верить в… ? Стоп! Нет в ней никакой веры и прочей сентиментальной чуши. Она же Авалона дю Лак, всадница и рыцарь. Не способна, как Иэн, предаваться страданиям.

Однако, как только продрогшая девушка оказалась на дорожке, ведущей к лавке, вся ее бравада поубавилась. Кулак в воздухе дрогнул, прежде чем постучать, а сердце пропустило удар в ожидании ответа. Но дверь не открылась. Ни вдох спустя, ни десять. Авалона постучала настойчивее и все равно ничего. Тогда она заподозрила неладное. Сжала в руках свои метательные ножи, распахнула дверь с ноги и ворвалась в лавку.

Пустую. Лейна внутри не было. И тут…

В нее полетели метательные заряды. Не медля ни секунды, Авалона взмахнула кинжалами и разрезала их в воздухе пополам.

С тихим стуком на пол приземлились обычные серые тапки.

— Это были мои любимые! А ну пошла отседова, окаянная! — задребезжал старческий голос.

Авалона удивленно моргнула. Из-под стойки выглядывала чья-то седая макушка и два больших глаза. Человечек был не выше обычного гнома. Послышался неприятный скрип, и под глазами появились пышные усы.

— Чего надобно? — проворчал старичок.

— Лейн, — справившись с удивлением, сказала она, — Лейн Эверт. Мне нужно с ним поговорить.

— Все вы жадные до Лейнушки, — скривился он. — То одна девица, то другая. Иной раз смотришь. Идет вся такая расфуфыренная, Лейнушку кличет. То такая, как ты, явится. Страшная, в мешковине. Тьфу! — сплюнул прямо на пол старик. — А главное, чего вы хотите от молодчика моего? Замуж, что ль? Дак он на вас и не посмотрит.

— Послушайте, — раздраженно перебила Авалона, — не хочу я замуж за вашего Лейнушку…

— И правильна, — грубо прервал стричок, сверкнув большими глазами, — тебе все равно, девица, ничего не светит! — расхохотался он.

— Мне нужно с ним поговорить, — холодно повторила всадница, теряя терпение. — Это касается Ирэн.

Авалона била наугад. Но это имя должно было ему о чем-то сказать. Так и случилось. Старичок замолчал и прищурился, внимательно разглядывая Авалону, только уже новым взглядом. Не как очередную вертихвостку, а как ту, что знает страшный секрет.

— Вот что, — сказал он после долгой паузы, — дедушкой Отто меня кличут. А ты, раз знаешь про Ирэн, стало быть, не простая девица. Лейнушки моего сегодня в лавке не было. Да и вчера тоже. Я его часто жду, но он ведь как теплый ветерок, то тут, то там. Вечно в делах да заботах.

Разочарование накрыло ударной волной. Авалона прижала к себе свиток пергамента и благодарно кивнула дедушке Отто.

— И, девонька, — сказал старичок, надевая большие очки с битыми стеклами, — если то, что ты хочешь сказать, разобьет ему сердце, то не надоть тебе этого. Не причиняй ему новую боль. Настрадался юнец, ох, настрадался.

— Спасибо.

Авалона вышла из лавки. Убрала пергамент под пояс для кинжалов и вдохнула морозный воздух.

Лейн живет воспоминаниями о своей погибшей любви. И… дедушка Отто угадал. То, что написано в свитке, может уничтожить его окончательно. И все же. Авалона более десяти лет жила с ложной надеждой в сердце. Каждый раз, когда она билась в Часовых Городках, то представляла, как вернется в Приморию. Как обнимет маму, которую Артур Пендрагон излечил от летной хвори. Все это сладкая ложь, отравляющая ее целое десятилетие. Стала ли Авалона счастливее?

Нет.

Правда всегда горькая. А еще терпкая и причиняющая боль. Но это небольшая цена за кристально чистый разум.

В воздухе витали белые мухи. Маленькие и ощутимые. Они жалили щеки, из-за них пальцы краснели и дрожали. Авалона протянула к ним руку, и они тут же отпрянули, словно испугавшись ее напора. А потом они взлетели и окружили маленький клочок пергамента. Всадница схватила его. Послание от Элфи.

“Тайна. Скоро собрание. Поспеши”.

Авалона засунула бумагу в карман и направилась в сторону улицы Ядовитых Клыков. Ложь нежна вначале, но обязательно ударит в конце. Правда ударит сразу, но ты можешь успеть отскочить.

Обер-камергер Его Высочества по имени Рай Крейг поднимался по лестнице на третий этаж, на ходу делая в документации краткие замечания. Осталось не так много времени до шестого в истории дипломатического приема Верховного Владыки Дэхарт иль Зоро! А дел так много, что Рай не успевает выдохнуть.

По дворцу снуют слуги. Как маленькие мыши, они перебегают из одной комнаты в другую. Проверяют чистоту, наличие нового накрахмаленного постельного белья и чистых полотенец. Служанка в кривом чепце запнулась и выронила из рук охапку цветов. Их надлежало поставить в вазы для особых гостей. Придворных, что имели честь присутствовать на приеме. Рай обругал служанку. Та с извинениями бухнулась на колени. Мужчина поморщился. Велел ей заменить цветы и исчезнуть из его поля видимости.

— Господин Крейг.

Перед Раем появился долговязый щупленький мальчишка в форме слуги.

— Что? — требовательно спросил обер-камергер, не отрывая глаз от бумаг.

— Куда прикажете поселить графиню Адель Шарани?

Рай Крейг поднял голову.

— Графство Шаран, — задумчиво произнес Рай, покусывая кончик пера. — Строгие нравы. Собственная охрана. Пускай займет северное крыло. И проследи, чтобы рядом находились пустые комнаты для прислуги.

— Вы уверены, господин? — неуверенно отозвался слуга. — Самое дальнее крыло для дамы…

— Споришь? — прищурился обер-камергер.

— Никак нет, господин, — оробел он.

— Прочь. И пошевеливайся.

Слуга убежал, а Рай растер руками серые щеки и снова уткнулся в бумаги. Столько работы! Времени столько нет, сколько дел нужно переделать! Лорду Вебстеру в покоях обязательно поставить курильницу. Без нее он плохо засыпает. Миледи Гатри подавать чай только из сортов свежей мяты. А к ее приезду развести камин и взбить подушки. Хорошо, что подготовкой Церемониального Зала занимается капитан дэ Лаудер. Хотя Рай и предлагал госпоже помощь, она наотрез отказалась.