Она пылала, но не жалела об этом. Чувствовала, что чужая магия милостива к ней. Она не убивала, а преображала. Думать об этом было больно и она не думала. Упивалась полнотой, ликовала и горела как феникс.

***

Тело, недвижимо лежащее на кровати, сама обстановка в спальне, наводили на мысли о подготовке к похоронам. Служанки сновали молча, как тени, запуганные до дрожи в коленях. Когда лекарь, пришедший проведать гостью, нашел её без сознания, едва живую и такую холодную, будто её душа уже отправилась за последний порог, разверзся ад.

Служанка, что допустила подобное, уже сидела в камере, ожидая допроса. Остальным девушкам было обещано, что если леди умрёт, то они последуют за своей товаркой, независимо от степени вины. Потому всё было сделано в кратчайшие сроки. Лекарь не спускал с них глаз пока они перестилали постель, готовили ванну. Перенёс гостью туда. Не подумал уйти. После купания сам переносил её назад, сушил волосы магией, следил за одеванием.

Теперь она лежала с аккуратно заплетёнными косами в скромной сорочке и смотрелась дивно прекрасной. Всё-таки некоторые магички выглядели просто волшебно, будто и не принадлежали этому миру! Магия шлифовала их красоту до почти непереносимого совершенства.

Эта леди была именно такова. Не портили её даже изможденность, чрезмерная худоба и чёрные кровоподтёки, видневшиеся на шее. Их было много по всему телу и девушки всей душой сочувствовали бедняжке. Предыдущим гостьям и близко так не доставалось. Выживет ли?

Служанки сменялись каждые несколько часов, лекарь не уходил. Пытался отпаивать больную восстанавливающими эликсирами, но глотательный рефлекс отсутствовал и он сдался. Наблюдал. А когда тело скручивала сильнейшая судорога, наваливался сверху, фиксируя и пытаясь вливать свою магию, чтобы хоть немного облегчить муки. И это было бесполезно.

Он не мог сделать для неё ничего, но и уйти не мог. Ночью его вырубило в том самом кресле.

Когда солнце только стало всходить, Дамиан проснулся как от толчка. Заснул около тяжёлой пациентки. Жива ли? Взглянул на кровать и волосы зашевелились на голове. В неверном рассветном сумраке угадывались две фигуры. Наотмашь ударила горькая мысль, что друга всё же догнала дурная наследственность. Ведь только сумасшедший, потерявший себя маг мог требовать близости или насиловать женщину с магическим истощением или отравлением. Это было табу.

Магия предполагала следование этике, может быть, своеобразной с точки зрения обывателя, но всё же. Есть большая разница в том, чтобы загубить магическое существо по ошибке, не рассчитав силы, во время эксперимента или поединка. Совсем другое, осознанно лишить мир магии её дитя не вовремя, не дав тому исполнить предназначенное.

Такое каралось людьми и магией. Отщепенцы отвергались обществом и жили где-нибудь в глуши, в горах, сбиваясь в стаи, пока сумасшествие и постепенное магическое выгорание не сводили их в могилу. Исключений не могло быть ни для кого, даже для короля. Конечно, законы можно обойти, обладая достаточной ловкостью, средствами и исполнителями, которые правильно истолкуют намёки и подставятся вместо тебя. Этим широко пользовались сильные мира сего.

Лекарь присмотрелся и от сердца немного отлегло. Мар был одет, лежал поверх одеяла и обнимал больную. Голова её была у него на груди, руки нежно придерживали тело. Казалось, он спит, но нет. Он был напряжён, словно страж на посту, и так же чутко прислушивался к чему-то.

Что он мог слышать? Может быть, что-то и слышал. Никто не знал всех его возможностей. Высокий резерв всегда предполагает наличие сюрпризов и то, что сюрпризы эти маг не откроет никому, ведь это его преимущество в той мясорубке, что звалась придворной жизнью Дормера.

Когда целитель подошёл ближе, мужчина на кровати не шелохнулся. Тогда Дамиан требовательно потрепал его по плечу и прошептал, что ждёт в кабинете. Отошёл к двери и наблюдал, как Мар укладывает девушку на подушки, бережно укрывает, встаёт и босиком идёт в свою спальню, а оттуда в кабинет.

Там Наместник уселся в роскошное кресло, нацепив прохладное, вежливое выражение лица. Лекарь остался стоять, не сводя с него злобного, осуждающего взгляда. Оба молчали, уставившись друг на друга. Воздух, казалось, раскалился от пока невысказанных обвинений. Дамиан не выдержал первый:

— Объясните мне, мой лорд, что заставило вас отойти от правил, предписывающих сильным магам не иметь более одного сношения с женщиной до её полного восстановления?

Голос лекаря дрожал от едва сдерживаемых чувств. Он осуждающе посверлил Мара глазами и выплюнул:

— Сколько сношений вы имели?

— Серьёзно? Мы что, будем это обсуждать? — лениво поинтересовался Наместник, и неохотно ответил. — Два.

— Их было больше! — яростно, уже не сдерживаясь, кричит Дамиан.

Всё бессилие, что он испытал ночью, безуспешно пытаясь помочь больной, переплавилось и выплеснулось яростью и злобой:

— Для магического выброса нет большого значения, проникаете вы в тело женщины или нет. Важен сам факт. Вы знаете это! Вы почти свели на нет её шансы выжить! Вы сами хотите выгореть за это преступление?!

Наместник, до этого слушавший его опустив голову, чуть потянулся в своем кресле и внимательно посмотрел на него. Как хищник, учуявший добычу. Волоски встали дыбом на загривке лекаря. Он иногда забывал, что его приятель по учебе и детским шалостям — одна из самых опасных тварей в этом мире. И такая же непредсказуемая, несмотря на тщательно поддерживаемую маску солдафона. Это могли бы подтвердить те глупцы, что недооценивали его или имели глупость посягнуть на то, что ему дорого. Но вот беда! Мёртвые рассказать не могут. Как и предостеречь.

В детстве Мар был добрым, терпеливым, и это наложило свой отпечаток на восприятие Дамиана. А в такие вот моменты, он вспоминал, что резерва его друга хватило бы выжечь неприятельскую армию подчистую и воюет привычными методами он только для того, чтобы уменьшить количество жертв, да ещё развлечься. Что он циничен и жесток. Что у сентиментальной привязанности к старому другу есть чётко очерченные границы, и сейчас он подошёл к ним вплотную.

Наместник смотрел на него не так как обычно: снисходительно и с хорошо спрятанной, но заметной ему нежностью. Нет. Он рассматривал его сейчас так, словно копался у него в голове, несмотря на все щиты и артефакты. Хотя, почему "словно"? Он явно копался в его разуме и пришёл к каким-то своим выводам. Что и озвучил:

— Выгореть? — язвительно хмыкнул. — Это было бы неплохо для меня. И, можно сказать, что для многих других тоже. Но не для тебя. Верно, Дам?.. Наш милостивый монарх приставил тебя надзирать, чтобы я не сорвался с его крючка, пусть даже и таким образом. Ведь так? Не смей отрицать! — бешенство, наконец, прорвалось низким рыком.

Ладно. Раз пришло время для этого разговора, значит так тому и быть.

— Не отрицаю.

Дамиан прямо и открыто смотрел Мару в лицо. Отстегнул от воротника булавку, что была сильным артефактом, не позволявшим читать его мысли, положил её на стол и продолжил:

— Я не мог уклониться и не дать подобную клятву, ты знаешь. Но всегда обходил её и исходил только из твоих интересов. Я всё ещё остаюсь твоим другом. Уверен, ты никогда и не сомневался во мне.

Мар потёр лицо руками. Как бы там ни было, нет, никогда. Хоть что-то в этом мире остаётся незыблемым для него. И одна из таких вещей — их дружба, которая началась в раннем детстве и продлится, он был уверен, всю их жизнь.

Дамиан не смог бы предать его. Он был романтиком и искренне любил своего названного брата. Идеализировал его и потому готов был бороться за его интересы, как он их понимал. Так уже бывало и не раз. Дам бросался на его защиту, не размышляя о том, чего ему это будет стоить, и насколько эта самая защита ему нужна. Целитель, одним словом! А он сам, каким бы ублюдком ни был, умел ценить и беречь тех немногих, кто не боялся его, как весь остальной мир.