Ужас затопил её сознание: она переспала с врагом, убийцей отца и мачехи! Не было принуждения, она сама жаждала того, что происходило. Можно ли уже считать, что она предала своё призвание и клятвы? Мысли метались в голове, как бешеные белки. Сжала зубы: надо брать себя в руки.

Перешла на магическое зрение. Резерв ещё подрос, каналы стали шире, но новые не прорезались оттого, что критичного переполнения резерва не произошло. Потому и сознание присутствовало, и боль была терпимой.

— Я могу справиться, — с удивлением подумала она. — Уже почти справилась!

Отпустила часть энергии, чтобы вновь создать картинку магического отравления.

— Быть может, добровольность играет большую роль в подобных ситуациях? — впервые подумала она о многочисленных смертях женщин, живущих с сильными магами в таком ключе. — Или дело ещё в чем-то?

Вопрос этот снова вернул её к невеселым мыслям. Так, в самобичевании, и прошёл день.

Вечером явился Наместник, поприветствовал её на ходу и улёгся к ней в постель. Ухмыльнулся, видя её крайнее недоумение и заявил, что ничего нового сегодня не произойдёт потому, что он и так спал здесь каждую ночь, предварительно усыпив её. Тут у Тай прорезался голос:

— Я не ощущала никаких чар!

— Ты, детка, вероятно, не училась магии серьезно и не знаешь, что любые чары, можно прикрыть чарами отвода глаз. Чары на чары, так сказать. Трюк затратный и требует большого магического резерва. А с этим у меня, как ты понимаешь, проблем нет.

Он говорил легко, выглядел расслабленным и довольным жизнью. Умирая от стыда, она прикинулась смертельно уставшей и неспособной к разговорам. Он не настаивал. Сгреб её, действительно, привычным движением, уложил её голову к себе на грудь, обнял и мерно задышал. Ощущения были знакомые и она полностью уверилась в том, что ночи её проходили именно так. Захотелось плакать. От обиды на себя, на Провидение, на жизнь.

— Не быть бы тебе, Тай, шпионкой или фавориткой! Ты, вероятно, обречена будешь принимать постельные шалости за чувства и вязнуть в них! — поддела она себя.

Как бы то ни было, но факты, которые она знала о нём раньше, и то, что наблюдала сама, сложились и восприятие ею Наместника разделилось на две совершенно независимые части. С одной стороны, он был убийцей, жестоким и коварным. С другой стороны, она видела человека, который вырос в ужасных условиях, без материнской любви, в постоянной борьбе за свою и брата жизнь. Да его никогда даже не обнимали, наверное! Язык его тела кричал об этом.

Одинокий, опутанный клятвами подчинения. Да, именно так нынешний король строил не только свою политику, но и отношения с близкими. Понятно, почему магия сводит его с ума. Вся его жизнь была противоестественна для магического существа, что должно стремиться к гармонии и равновесию. Он шёл к пропасти и, почти обречён в неё упасть. Этого человека ей было бесконечно жаль, и сама мысль как-то усугубить его страдания была кощунственной.

— Теперь понятно, почему наставники называли меня прямой, как стрела. Это не был комплимент. Если бы они высказались откровенно, то назвали бы тупой, как бревно. Нет гибкости, изощренности. Воин — да, политик — нет, — костерила она себя пока не пригрелась и не заснула.

Ей было уютно спать так. Снились родные горы и небо над ними. Проснулась, практически, здоровой. Её восстановление шло неестественно быстро. Она подумала бы над этим, но внутренний раздрай не давал. Вина, ненависть, сочувствие и даже симпатия смешивались в дикий коктейль.

Время мучительно тянулось. Она снова стала совсем мрачной и замкннутой, как в первые дни в замке. Даже Наместник, который являлся только к ночи, заметил её состояние. Он перестал шутить, стал отчуждённым. Но ночью обнимал её по прежнему. И она с невыразимым облегчением подчинялась ему. Спала на горячей груди и неразрешимые вопросы, на время, отступали.

Так прошло больше недели. Магистр Лавиль с трудом переносил её подавленное состояние, верил тому, что она страдает, теряет, если не физическое, то ментальное здоровье. И, кажется, начинал всерьёз ненавидеть своего патрона.

Однажды, когда никого из прислуги не было рядом он усадил её в кресло, сел напротив и сказал, глядя ей в глаза с подкупающей искренностью:

— Моя леди. Если вы дадите мне малейший повод, я оспорю контракт, что вас связывает.

Замялся, подбирая слова:

— Если же вам на ум не придет ничего, то я могу подсказать вам факты, которых будет достаточно.

Тай потрясённо воззрилась на него, а потом всё же спросила севшим голосом:

— Вы пойдёте на подлог… ради меня?

— Мне невыносимо видеть ваши страдания! — лицо лекаря исказила мучительная гримаса. — Мне отвратительно само моё участие в подобных историях!

— Но, ваши клятвы? Что будет с вашим призванием?

— За свои ошибки надо платить. Моё время, видимо, пришло.

Тай была поражена и испугана. Если она выпустит его из комнаты, не пойдет ли этот благородный дурак сочинять прошение в Магический Совет? Или оно уже составлено? Забыв о требованиях этикета, она схватила Дамиана за руки и, проникновенно глядя в глаза, попросила:

— Обещайте мне, что не сделаете этого. Обещайте! Не смейте губить свою жизнь! Если вы друг мне, то ведите себя разумно. А будущее знают только боги.

Я, в свою очередь, обещаю вам, что если со мной произойдет что-то ужасное, я сразу приду к вам за помощью. Пока я справляюсь, — неловко улыбнулась она. — Может быть, плохо, но справляюсь. Ну же, обещайте!..

На подобные уговоры она убила ещё час и, в итоге, обещание было получено. Когда он ушёл, Тай впервые написала Наместнику и попросила его поужинать с ней. Писала каракулями. Провинциальной леди простительно. Через пару часов ей принесли записку, где он соглашался и напомнил своё требование: одеться согласно своему статусу.

Тай позвала ту самую, приятную ей девушку из прислуги. Она уже сопровождала её в библиотеку и с не меньшим пылом, чем она сама, рылась на полках с книгами, была молчалива и, явно, не сплетница. Вдвоём они отправились в забитую битком гардеробную супруги или любовницы прежнего наместника. В положенное время Тай вошла в столовую.

В каком бы настроении ни ожидал её Наместник, одно её появление привело его в неописуемую ярость.

— Что вы творите? — рявкнул он, как только она вошла.

— Исполняю ваше повеление, Командующий, — смиренно проворковала Тай, склонившись в нарочито униженном поклоне. — Оделась и выгляжу согласно своему положению.

— А ваше положение?…

— …Это положение шлюхи, Командующий. У меня теперь и документ имеется, подтверждающий это.

Тай выпрямилась, но глаза не поднимала. Тон её был прохладен и любезен, будто бы она вела светскую беседу, а не стояла перед ним в "этом"!

"Это" было чёрным платьем изящного и простого кроя. Вот только сшито оно было из тончайшего кружева, безо всякой подкладки, и надето на голое тело. Смотрелось убийственно эротично.

— И вы решили продемонстрировать это всем? — зарычал он.

Вопреки всему, что она сделала, основное, что он испытывал сейчас- это жгучую ревность к тому, что ещё кто-то мог видеть её такой. Ведь шла сюда она не через его покои, а в обход, и могла по пути встретить кого угодно.

— Я была в накидке, а потом отдала её служанке, — любезно ответила она ему.

— Что ж, присаживайтесь, леди, — это слово он выделил особенно ядовитым тоном.

Подошёл, чтобы усадить её за стол, и едва не набросился на неё. Вблизи она выглядела ещё желаннее. Сжал зубы и вернулся на своё место. Ели молча. Хотя едой это можно назвать с натяжкой. Скорее, делали вид.

— Вы сегодня не притрагиваетесь к вину, леди Ривз. Попробуйте, оно не хуже, чем в прошлый раз, — издевался он над ней.

— Сегодня я воздержусь, — приторно ласково отвечала она.

— Боишься, что поплывешь и снова забудешься? — голос звучал вкрадчиво, хотя от злобы у него уже темнело в глазах.