— Оставьте меня. Я не нуждаюсь в помощи.

— Но, госпожа, у нас приказ подготовить вас… — начала тараторить самая бойкая.

— Вон.

Сказано было негромко, но девушки, поклонившись, спешно вымелись за дверь. Подобный тон осваивает каждая дочь владетельного лорда годам к восьми. Этот тон узнаёт и опасается любой слуга.

Отлично. У неё есть тишина и время. Тай быстро разложила вещи. Достала флакон с зельем и выпила больше положенной дозы. Контракт обязывал её позаботиться об отсутствии потомства от предстоящей связи. Это полностью совпадало с её желанием. Выродки не должны размножаться. И, уж точно, не с её помощью!

Потом, лежа в горячей и ароматной ванне она, наконец, стала немного расслабляться. Вода уносила усталость и напряжение мышц, мысли потекли неспешно.

Боялась ли она боли? Однозначно, нет. Она видела мужчин обнаженными и даже возбуждёнными. Проводя так много времени рядом с ними, было бы странно не увидеть, хотя бы мельком. Первой брачной ночи не страшилась никогда.

Слыша шепотки фрейлин мачехи, когда те делились трагическими подробностями брачной ночи своих тётушек или старших сестер, только улыбалась тайком. Что могли эти барышни знать о боли?

Боль — это когда несколько часов кряду стоишь недвижимо, вытянув руки, а наставник бьёт тебя по этим рукам палкой потому, что ты стоишь или дышишь как-то неправильно. Или когда Малыш Фред упадет на тебя в полной амуниции.

Боялась ли она того, что взбесившаяся магия Черного Палача выжжет или порвет её магические каналы? Не особо. Не просто так она держала щиты всегда, даже во сне. Ей было что прятать.

Невеста с большим резервом — настоящее сокровище. Она может родить наследника с очень высоким магическим потенциалом и при этом выжить. За таких дев сражаются, торгуются, интригуют. Их получают самые сильные и жестокие. Желание девушки или её семьи никого особо не волнует. Право сильного.

Потому первое, что отец и Хельм вбивали в неё — это умение держать непроницаемые щиты в любом состоянии. Наставник всегда был рядом, охранял, прикрывал ауру. А с трёх её лет, если щит ослабевал хоть на мгновение, бил розгой. Она была мала, но помнит, как ненавидела их обоих.

К пяти годам её щиты были непроницаемы и недвижимы всегда.

Сестер тоже обучали, но не такими методами. А до тех пор, пока щиты не встанут, они носили скрывающие ауру амулеты. С неё же спрос был иной, всегда и во всём.

Считала ли она подобное "обучение" жестокостью? Отнюдь. Была благодарна. И отец, и наставники, каждый на своем месте, сделали всё, чтобы она стала сильной и готовой нести положенное ей бремя.

Мысли текли дальше. Роль любовницы Чёрного Палача, пусть и временной, не согласуется с честью и её принципами. Зато их выпустят из города и будет реальный шанс добраться домой. Это стоит любых унижений, потери девственности и, вероятно, брачных перспектив для неё. Пусть.

Что её реально волновало, это то, сможет ли она прикидываться слабой, запуганной девой постоянно. Ведь присущие ей реакции, поведение, были иными. Командующий совсем не глуп, судя по тому, с какой скоростью он подавлял мятеж в провинциях. И главное: как скрыть свою ненависть и сделать поведение максимально достоверным?

Тай положила голову на бортик ванны и представила себе юную деву, уроженку Нижнего Севера, пережившую осаду и вынужденную торговать собой в угоду семье. Ощутила её чувства, представляла её реакции. Не торопилась, смаковала и запоминала. Погружалась в её жизнь и личность как в сон. Примерила на себя ментальную маску и оставила, надеясь, что не случится ничего, что пошатнёт самоконтроль, разобьёт эту наскоро скроенную личину и выдаст её собственный бешеный, неуёмный нрав.

Вышла из ванны, быстро натянула длинную рубашку, привезённую из дома, и пошла к камину, чтобы высушить волосы. Магией в этом замке решила не пользоваться вообще. Любое магическое действие имеет почерк хозяина. Не нужно, чтобы у кого-то был шанс запомнить "вкус" её магии и опознать в дальнейшем. Постыдный контракт она не собиралась обнародовать никогда. Соваться на земли южан тоже.

Сейчас, когда оставалось лишь ждать, паника стала накатывать волнами.

— Никогда не умела ждать или зависеть от чьих-то милостей! — думала Тай с кривой ухмылкой. — Можно согласиться принести себя в жертву, даже желать этого, но ожидание подтачивает любые порывы. Быстрее бы что-то произошло, чтобы выпасть из этого состояния безвременья. Быстрее!

Словно в ответ на её беззвучный вопль, дверь в смежную комнату стала открываться. Мысли заскакали резвыми зайцами. Значит, они занимают супружеские спальни. Вспомнилось, что о частоте посещений в контракте не было сказано ничего. Если её поселили так близко, значит ли это, что навещать её Палач будет каждый вечер? И что предпринять, чтобы избежать этого?

Если бы он был поэтом, то бросился бы за пером и чернилами, чтобы в стихах воздать должное красоте открывшегося ему зрелища. Был бы жрецом, прославил бы богов за их творение потому, что это было, наверное, самое прекрасное, что он видел в жизни.

Длинная, практически монашеская рубаха, на фоне яркого пламени камина не скрывала ни единого изгиба совершенного тела. Мягкие отблески пламени сгладили следы усталости на лице девушки и сейчас её тонкокостность не вызывала мыслей об измождении и слабости. С этими длинными кудрями, что змеились почти до колен, она навевала мысли о сидхе, что покинули их мир давно. Казалось, что вот сейчас, она, сбросив одежду, легконогая и дерзкая, вступит в ритуальную пляску под ярким светом лун, непобедимая в своей красоте и смертоносной магии. Вместо этого, дева вздрогнула, опустила глаза и обхватила себя руками, разбивая чарующую иллюзию момента.

Щиты она так и не опустила. Это заставляло его, привыкшего, что магия — глаза и уши, чувствовать себя слепым и глухим. С другой стороны, что может испытывать к нему женщина, продавшая себя ради безопасности близких? Наверняка, в её душе он нашел бы то же, что видел в глазах каждого жителя Лиметты: страх, ненависть и желание выжить любой ценой.

Он чуял "запах" этих эмоций постоянно. Оттого ему было тяжело находиться на улицах. Ненависть опускалась тяжёлым, душным покрывалом, что не давало дышать. Здесь, в замке, было чуть легче. Потому он и старался не выезжать в город без особой нужды. Это привело, в итоге, к самоуправству "пришлых" частей войска и к бунтам среди местных.

Сейчас ситуация с верхушкой провинции и вовсе зашла в тупик. Бунтари были найдены и казнены в каждом аристократическом семействе. И было непонятно, какие из этих семейств способны на, хотя бы, относительную лояльность, чтобы составить новую административную верхушку. Без этого, оставить проклятый город и вернуться, наконец, в столицу было невозможно.

Любви к нему не добавляло и то, что он вынужден был заключить контракты с тремя довольно родовитыми семьями. О том, как он рвал тело и душу бедных дев, знали теперь даже дети. Его, практически в глаза, называли Исчадием и Чёрным Палачом. Даже перспектива жестокого наказания, не останавливала людей. Ситуация зашла в тупик и должна была вот-вот взорваться.

Это оставляло его до странного равнодушным. Ему всего-то придется убить ещё сколько-нибудь народу и обзавестись новым титулом, впридачу к уже имеющимся. Он чувствовал себя двойственно. С одной стороны, пустым и выжженным дотла, как стены Лиметты. С другой стороны, внутри рос и набирал силу тот самый зверь, каким его все считали. Магия бунтовала, а клятвы впивались в сердце калёным железом, не давая усмирить чудовище.

В последнее время, он чувствовал себя лучше только несколько раз: когда отпускал магию и уже не он был магией, а она была им. Самирцы были виновны, и он не жалел, что покарал их. Но животный ужас и боль в глазах четырех женщин внушали ему стыд и сожаление. Он стыдился, но знал, что поступит так опять. Сколько ни терпи и ни обуздывай себя, зверь снова проснётся, магия опять взбунтуется, стирая человечность, как губкой, оставляя одни инстинкты. Может быть, и правы были магистры, которые писали в своих трактатах о том, что чрезмерная магическая одарённость неотвратимо приводит к безумию, и таких детей нужно уничтожать для всеобщего блага!