Изваяние изобразило что-то наподобие улыбки.

— Вопрос, зачем здесь ты! Не для того ли, чтобы принести жертву в обмен на желаемое?! Не потому ли, что видишь сны, которые мучают тебя и не дают спать по ночам? Ты думаешь, что выбрала меньшее из зол? Сделала все, чтобы предотвратить неизбежное? Так ли это? Не было ли третьего пути, который ты не хотела видеть, потому что платой стала бы твоя собственная жизнь? Но ты не пришла одна! Оправдываешься тем, что твоей силы не хватит? Но правда в том, что одной тебе страшно и в то же время страшно знать, кто из них!

Айра молчала, чувствуя, как обжигающие слезы текуп по щекам. Она знала, что все сказаное изваянием, правда, которой она так боялась. Она кипящей смолой растекалась по венам, заставляя ощущать физическую боль.

— Ты можешь обмануть других, но не себя! Потери неизбежны! Только сможешь ли ты жить с этим знанием? — извяние протянуло ей руку. — Но ты еще можешь заплатить вместо других! Иди со мной! Отдай силу, чтобы получить большее!

Айра не двигалась, что-то не давало ей сделать шаг, будто мысль из подсознания, которая никак не могла просочиться наружу. А в голове все время вертелось: «Я что-то забыла, должна что-то сделать, вспомнить…»

Голова налилась свинцом, а мысли казались обрывочными и неповоротливыми.

— Что станет с остальными, если я соглашусь? — наконец спросила Айра, она тянула время, чтобы собраться, сообразить, что предпринять дальше.

— Они останутся живы!

«Останутся живы? Где, в лабиринте, или ты позволишь им покинуть его? А что дальше? Хватит ли им сил закрыть этот чертов разлом или все окажется бесполезным? Я бы не раздумывая согласилась, если бы знала, что все они вернутся, но…»

Айра сделала шаг назад, слезы продолжали, обжигая, стекать по щекам.

— Ты и есть лабиринт! Ты ничего не можешь мне дать! Ты ничего не можешь изменить!

Она скользнула в полутьму, но изваяние лишь глухо рассмеялось ей в след.

— Тебе не найти выхода! Потому что его нет!

В остаточном свете догоравшего вдоль стены масла коридор петлял и поворачивал. Айра точно помнила, что вместе со всеми она шла все время прямо, но теперь пространство словно искривалялось и путалось. Звук «воды», а вместе с ним и резкий, забивающий ноздри запах стал заметно приглушеннее.

Она поворачивала наугад в разные стороны бессчетное количество раз, но постоянно возвращалась к исходной точке. И снова слышался шум темной реки, и в нос бил едкий удушливый запах.

Айра уткнулась лицом в шершавую поверхность стены, и к едкому запаху примешался запах старого сырого камня. Бесполезно бежать, лабиринт приведет обратно в исходную точку.

«Мне не найти отсюда выхода, но и силу свою я ему не отдам!»

Нерис уже понял, что призошло, и готовился ко встречи с неожиданностями, но только не с такими. Он ощутил за спиной движение, будто пробежал легкий ветерок, оставляя за собой еле-уловимый знакомый аромат. Он обернулся, но не увидел ничего, кроме голых серых стен, уныло глядящих ему в спину. Лишь тревога змеей начала постепенно подползать к горлу, готовая задушить в любую минуту. Лабиринт знал, как сделать больно.

Ветерок ласково пошевелил его волосы, мягкой ладонью дотронулся до плеч.

— Иди за мной! — совсем рядом прозвенел до боли родной голос, рассекая сердце пополам, и противиться ему Нерис не мог. Он следовал за ним все дальше и дальше, пока яркие солнечные лучи не ослепили его. Он отгородился от них рукой, и сквозь разжатые пальцы увидел казавшийся темным силуэт. Нерис подходил все ближе и ближе, и с каждым шагом все сильнее пульсировала кровь. Он знал, кто повернется, и не хотел, чтобы она поворачивалась.

Ветер развевал пепельные волосы, то вздымая их, то опуская на спину, играл с оборками платья, холодил кожу. Она обернулась — и Нерис утонул в бездонных глазах цвета пасмурного весеннего неба. Он опустился на колени, рассматривая ее. Она ничуть не изменилась.

— Я скучала!

Он обнял ее, живую, теплую. Ощутил на своих губах ее губы.

— Я тоже, Милар!

Не хотелось ее отпускать, хотелось держать вот так, вдыхать нежный аромат волос. Как давно он не трогал ее нежную кожу, не слышал голоса.

— Не оставляй меня, Нерис! Я здесь одна! Я так долго ждала тебя!

Она запустила пальцы в его волосы, провела ими по щетинистой щеке.

— Мы так мало были вместе, но теперь у нас есть вечность!

Он молчал, всматриваясь в ее лицо, изучал, запоминал каждую черточку.

— Почему ты молчишь, Нерис? Ты больше не любишь меня?

Нерис слабо улыбнулся.

— Я так много не успел сказать тебе, Милар, но уже не скажу, потому что ты не она! — произнес он, вынимая из груди наваждения окровавленный кинжал.

Пот струился по вискам. С клинка на землю капала алая кровь. Вот и все!

Тригон нервно сжимал в руках тетрадь, до боли впиваясь ногтями в твердую потертую обложку. Он скоро придет и снова начнет спрашивать «Почему, почему, почему?» Вопрос, который приходил к Тригону в ночных кошмарах. Вопрос, на который у него снова не будет ответа. Ведь нельзя выиграть в игру, у которой нет правил.

— Почему ты снова подвел меня? — послышалось в дверном проеме. Прямоугольник яркого света из коридора выделил высокую мужскую фигуру в длинном плаще. — Разве сложно было подготовиться к такому элементарному заданию? — пряымоугольник начал сжиматься, и дверь захлопнулась за темноволосым мужчиной с суровыми, даже грубыми чертами лица. — Тебе нравится тащиться в хвосте? Чего ты добиваешься своим поведением? Ты просто жалкая бездарность, не способная на большее!

У Тригона получалось быть одним из, но не лучшим. Отец злился, валил все на лень и невнимательнось сына. Тригон сначала действително старался изо всех сил порадовать отца, но радость никога не проскальзывала на его лице, даже когда Тригон занял первое место среди одноклассников в конкурсе на составоение заклинаний по трансформации предметов. Тогда отец всего лишь бросил:

— Сегодня ты своего добился, а завтра? Завтра опять как всегда? Первое место нужно не только получить, его нужно уметь удержать. А ты сможешь? Ты получил его не потому, что стал лучше, а потому, что те, кто лучше тебя в этот раз дали слабину. Это-то ты понимаешь?

Тригон пытался объяснить, но от объяснений становилось лишь хуже, отец распалялся и предъявлял все новые и новые обвинения.

Когда-то Тригон хотел, чтобы им гордились, и раньше с радостью делился своими успехами, но в ответ его душу лишь выкручивали наизнанку, заставляя обнажать болезненные точки, по которым затем без колебания били наотмаш. И тогда он понял, что никому нельзя доверять. Улыбайся и говори людям то, что они хотят от тебя слышать. И никому не открывай свою душу, иначе по ней без сожаления пройдутся сапогами.

И вот сейчас те же вопросы, но теперь он был готов.

— Скажи, почему у тебя снова не вышло? Что такого сложного было для тебя в задании переместить одну единственную мышь в соседнюю комнату? Разве невыполнимо?

В ответ Тригон улыбнулся своей обезоруживающе-извиняющейся улыбкой.

— Ты во всем прав! Прости меня! Я постараюсь исправиться!

— Так-то! — сказал отец, и в его голосе послышались некоторые нотки удовлетворения. — А теперь сиди и занимайся, пока ни научишься чему-нибудь полезному!

«Чтоб тебя духи, наконец, разодрали!» — пожелал ему в след Тригон. Пальцы с силой сжали обгрызанный карандаш, с хрустом сломав его пополам.

Он остался один в холодной безликой комнате.

— Никому нельзя доверять, никому, никому, никому… — голос словно шел из ниоткуда.

— Кто ты? — спросил, оглядываясь по сторонам, Тригон.

— Я — это ты! — снова раздалось вокруг.

— Нет, я не знаю, кто ты! — Тригону хотелось укрыться от этого голоса, но тот был везде.

— Она растопчет тебя своим каблучками, ее кольца волос обовьют тебя, словно змеи. Та же змея в женском обличии. Тебе никто не нужен! Никто, никто, никто… Убей ее в своем сердце, и тебе станет легче!