Айра потянулась к дверной ручке, нажала на нее. Дверь бесшумно приоткрылась. В этот момент на ее плечо легла рука. Айра узнала длинные тонкие пальцы и прижалась к ним щекой.

— Знаешь, я думал над твоими словами и ни черта не понял из того, что ты сказала. Мне нужен ответ!

Она обернулась, обвила руками его шею и, делая акцент на каждом слове, произнесла:

— Ты мой! Я никому тебя не отдам!

Он подхватил ее на руки и, распахнув ногой дверь, вошел внутрь.

Солнечный свет заполнял пространство, изливаясь сквозь запыленное стекло золотыми потоками. Он казался густым, осязаемым, словно сплетенные шелковые нити.

Герион опустил ее на кровать, легким движением руки захлопнул дверь.

— И когда ты только научился? — улыбаясь, спросила Айра.

— Без тебя у меня освободилось много времени. Видишь, я провел его с пользой. Но больше свободного времени не будет!

Его губы касаются ее, он крепко ее держит, не вырваться, да она и не хочет.

Теперь это не сон, пусть тот казался ярче яви. Тыльной стороной ладони Герион проводит от виска до подбородка, на секунду замирает. Он не знает, был ли у нее кто-то, и решает «идти» осторожно. Он продолжает рисовать линию. Пальцы скользят к скрытой одеждой выемке. Он слышит, как учащается ее дыхание и прорывается почти немой стон. Айра принимает его ласки без тени смущения, а значит… На его губах мелькает порочная улыбка. Мысленно он уже давно раздел ее, но не прочь повторить.

Герион бросает враждебный взгляд на ее сапоги. Помнится, он уже имел неудовольствие снимать их. Они ему не понравились, слишком тяжелые, без изыска. Они ее недостойны. Ей пошли бы другие, из кожи тонкой выделки, плотно, но нежно обтягивающие ноги. Герион бережно подхватывает Айру под колено, берется за голенище и тянет, но зловредная обувь не сдается. Во сне все оказалось проще. Он пытается сильнее, но понимает, что еще чуть-чуть и сделает ей больно.

— Смешно тебе? — спрашивает он и сам еле сдерживается. Айра прижимается лицом к его плечу, чтобы окончательно не расхохотаться. — Помогла бы лучше!

Она делает движение рукой, и, наконец, сапоги сдаются. Герион отшвыривает недостойных подальше. Он начинает медленно избавлять ее от одежды, теперь все идет должным образом, он знает, что и как делать. Но и ее движения не лишены навыка.

Одежда валяется беформенной кучей на холодном полу. Ладонь проходит по его груди, вызывая в теле дрожь и острое желание. Он задерживает ее руку, чтобы оттянуть удовольствие, подносит к лицу и прихватывает губами указательный палец, проводит по нему языком и осторожно прикусывает зубами, затем перемещается к внутренней стороне запястья, к внутренней стороне локтя. Айра выгибается назад. Герион хватает ее за собранные в хвост волосы, крепко, почти грубо, на грани боли, и продолжает нежную пытку. Он покусывает мочку уха и шепчет ласковые слова, искусно вкладывая в них лукавую двусмысленность. Она почти улыбается, но улыбку прерывает вырвавшийся стон.

Кончиками пальцев он тянет атласную белую ленту. Волосы спадают на обнаженные плечи, прикрывают небольшие груди. Он убирает мешающие пряди и попеременно целует то один, то другой бугорок.

Он ласкает Айру и словно вновь видит каждый шрам, каждый след, оставленный кнутом на белой коже. Сердце сжимается в комок и отчаянно бьется, еще быстрее разгоняя кровь. Он лишь крепче целует ее, в губы, в шею, все ниже и ниже. Он делал это сотни раз с другими из любопытства, похоти, скуки, для развлечения или достижения собственных целей. Но она не другие, потому что ее он любит. А это непривычно, мучительно и сладко.

Его прикосновения сводят с ума, заставляют снова и снова распадаться на миллионы сверкающих частиц. Так никогда не было с другими и никогда не будет, потому что теперь он единственный.

Айра корила себя за глупость, за то, что даже не попыталась, но было поздно, Ник принадлежал не ей. Она злилась и на себя, и на него.

Ее первый, он оказался милым и немного забавным. Возможно он даже любил ее, кто знает. Он не хотел расставаться, хотела она. И он забыл ее навсегда, забыл в прямом смысле слова, она помогла забыть. Встретив ее сейчас, он никогда бы не вспомнил, что их что-либо связывало. Потом был другой, но и он забыл о ней. А дальше… Есть ли смысл в том, что оставит лишь пустоту и сожаление? Может стоило подождать? Чего?

Оно того стоило!

Черные блестящие волосы Гериона щекочут ей подбородок. Она запускает в них пальцы, чувствует их приятную гладкость. Его кожа бледная, не тронутая солнечными лучами, чуть прохладная, с едва ощутимым терпким запахом, от которого кружится голова. Она хочет ощущать Гериона, хочет стать частью его.

Кровать узковата для двоих, и Герион думает, что надо бы исправить эту оплошность, когда они вернутся. А они обязательно вернутся, он не сомневается!

Он властным движением понуждает ее лечь. Их пальцы сплетаются. Он нависает над ней, прижимает к подушке руки, слишком сильные для девушки, умеющие владеть мечом. Но так не должно быть, так неправильно.

Герион наблюдает, как высоко поднимается и опускается ее грудная клетка. Он накрывает Айру собой. Они двигаются и дышат в одном ритме.

Солнце запуталось в ее волосах. Она мирно спит, лишь иногда чуть подрагивают ресницы. На полуобнаженной спине виднеется бледный след. Пальцем в воздухе Герион повотряет его изгиб, не решаясь дотронуться, чтобы не разбудить ее.

«У нас много красивых девушек!» — вдруг вспоминаются ему слова Ника.

«Дурак, — усмехается Герион, — как ты посмел предлагать мне замену, ничего не значащую пустую оболочку?! Кому нужны твои красивые куклы?! А с меня довольно, наигрался!»

Он снова смотрит на нее и, зеленое пламя в его глазах утихает, становится мягким, согревающим. Он не сдерживается и едва касается ее волос.

— Я люблю тебя, — тихо произносит Герион.

Она щурится от солнца и поворачивается к нему.

— Услышала, да? — с легким смущением спрашивает Герион.

— Ага, — отвечает Айра.

Она тянется к нему и обнимает.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь произнесу подобные слова, — признается он.

Айра делает вид, что не замечает его смущения, и лишь сильнее прижимается к нему. Она касается рукой его груди, под пальцами ощущает след от затянувшейся раны и, наконец, решается спросить.

— Герион, скажи, за что тебя оставили умирать в каменной пустыне?

Он отвечает не сразу, долго смотрит в потолок, словно ищет на нем подсказку.

— Я кое-кому серьезно перешел дорогу, и меня решили устранить. Наказание за то, что захотел больше, чем мне полагалось.

— Могу себе представить, что ты с ними сделал, когда вернулся.

— Нет, не можешь! Поверь, тебе лучше не знать! — он резко выдыхает. — Айра, я не самый лучший человек.

Она замечает шрамы на внуренней стороне его левого запястья. Он поспешо переворачивает руку, но она обо всем догадалась.

Айра всматривается в его зеленые глаза, проводит пальцем по губам.

— Мне все равно!

Кровать больше не казалась такой уж узкой. Гериону нравилось чувствовать Айру, знать, что она рядом, ощущать ее в своих объятиях.

Он проваливался в глубокий сон, теперь без кошмаров, или наблюдал, как она дышит, аккуратно гладил пряди ее волос, вдыхал запах кожи, оттененный еле-уловимым ароматом ирилада. Она стала спокойнее, но порой все же просыпалась среди ночи от пугающих видений и долго сидела, не произнося ни слова. Он знал, она ничего не скажет, поэтому просто сильнее прижимал ее к себе и повторял:

— Все зависит от нас! Сны — лишь подсказки, возможные варианты развития событий. А свое будущее мы создаем сами!

Айра уже оделась и теперь закалывала волосы. Герион ждал, пока она соберется. В замке возобновились занятия для учеников, и теперь ей снова поставили несколько уроков.

Айра вдруг опустила руку с так и не приколотой заколкой, повернулась к нему и спросила: